«А что скажут родственники жертв? Когда увидят убийц, ненаказанных, преспокойно разгуливающих среди людей?»
«С родственниками у меня будет совершенно отдельный разговор… Видишь ли, вот ты видишь людей категориями, группами: «родственники», «пациенты», «пассажиры»… Я вижу каждого в отдельности. Только человек. Этикетки не имеют значения… Поэтому не будет законов. Закон уравнивает».
Сидящая рядом старушка разглядывала теперь пьяного на сиденье напротив; что-то глубоко личное было в её взгляде.
«Как с этим?»
«Просто. Он будет пить – будто воду. И с тем же результатом. И никогда не опьянеет – ни от чего».
«Всё вино на свете превратится в воду?!»
«Нет, вино останется вином… Но воздействовать будет на каждого человека по-разному. Весёлая эйфория – да, будет. Мертвецкое опьянение – нет. Мозг, характер, печень, воля пьющего человека останутся в сохранности».
Поезд притормозил. Остановился посреди тоннеля. В вагоне было очень тихо – напряжённая, неестественная тишина.
«Пандем? Что там?»
«Предыдущий поезд отстаёт от графика».
«Ты можешь подтолкнуть его?»
«Ты считаешь, надо?»
Поезд зашипел, как большая змея. Тронулся.
«Это ты?»
«Нет, он сам».
«Где границы твоего вмешательства?»
«Они же не врыты в землю, как забор. Зависят от обстоятельств».
«А если кто-то попытается убить? Как остановишь?»
«Словом. Я собеседник».
«А если не выйдет?»
«Сумею остановить иначе».
«Как?»
«Например, он поскользнётся и упадёт».
«Это поддавки. Он же не может всё время поскальзываться…»
«Огнестрельное оружие придёт в негодность… всё, везде и всюду. А тех, кто лезет с ножом к чужому горлу, придётся слегка урезонить… ты не против?»
«Естественная агрессия… кастрировать общество, подменить живое – куклами…»
«Никто никого не лишает естественной агрессии. Грызитесь, пожалуйста, но только без членовредительства. Никаких смертей на ринге».
За окнами была уже новая станция. Рядом с нетрезвым гражданином уселся крупный школьник, такой широкоплечий, что гражданин, обиженно щерясь, задвинулся в угол сидения.
«Посмотри на этого мальчика, Ким. Он умеет совсем не думать. Вернее, он думает только о том, что видит, да ещё иногда о женщинах, которые будут скоро все его. Это несчастное, вдавленное в землю создание, а ведь теперь у него есть будущее…»
«Теперь это будет счастливое, воспарившее в небо создание?»
«А он хороший мальчик, не подлый. У него будет, как и у тебя, любимая работа, любимая жена… Он не виноват, что в роду у него вереница алкоголиков, что детство его прошло под крики и окрики на грязном дворе, в стылом доме и плохой школе… он такой же, как ты. Я дам ему шанс».