Однажды (это было сразу после Ромкиного рождения, два с чем-то года назад) они вместе возились на кухне – напыляли на стены специальное покрытие, которое днём собирало свет, а ночью отдавало, отчего все предметы, покрытые «солнечной пенкой», казались сделанными из тёплого светящегося янтаря. В зависимости от толщины слоя получались разные оттенки, а искусный (и наделённый воображением) работник мог рисовать «пенкой» объёмные узоры; новое покрытие мгновенно высыхало, было приятным на ощупь и едва ощутимо пахло – Ким не мог понять, что это за запах, но он не был неприятным, скорее наоборот…
Виталькина «шумелка», вшитая в игрушку-обезьянку, играла Вивальди.
Арина, которая поначалу советовалась с Кимом по поводу каждой мелочи, вдруг надолго замолчала, и Ким очень скоро понял, что молчание тяготит его. Арина улыбалась не то музыке, не то своим мыслям, но Ким видел, как едва заметно подрагивают её губы, и догадывался, что музыка ни при чём.
– Ариш?
Она вздрогнула. Киму показалось – только показалось! – что тень неудовольствия на секунду легла на её лицо, и «солнечное» его выражение сменилось уже забытым «сумрачным».
– Кимка? Ты меня звал?
– Ну да…
– Что? – спросила Арина, убирая со лба упавшие волосы.
Ким вдруг понял, что не знает, как ответить.
– Просто, – сказал он, через силу улыбаясь. – Просто так.
– А, – сказала Арина без интереса. – Ну, давай дальше?..
* * *
…А тогда он ходил за Ариной, как привязанный. Она нервничала. Для неё, варившейся среди однокурсников, среди всей этой молоденькой, едва оперившейся, но уже очень амбициозной богемы, Ким был чужаком, с которым непонятно о чём говорить.
Ким только начинал тогда работать в госпитале. Денег было мало, сестра Лерка училась, сестра Александра училась тоже, причём на руках у неё были маленький сын и хромой безработный муж Алекс. Чтобы добыть денег, Ким подрабатывал на «Скорой»; у него была «боевая подруга», с которой вот уже несколько лет его связывали неровные, иногда тёплые, иногда циничные отношения.
По ночам Ким возил инфарктников и инсультников, вытаскивал живых людей из смятых искорёженных машин, зашивал раны, колол обезболивающее и сосудорасширяющее, иногда разнимал пьяные драки.
Днём он работал в клинике, а по вечерам водил Арину в кино. Она скучала.
Он пытался рассказывать ей о своей работе – тогда она нервничала. Белый халат был для Арины пугалом – она жила, пытаясь верить, что ни шприцов, ни скальпелей на свете не бывает.
Наконец, она стала его избегать.
Что их связывало? Что за странная необходимость заставляла Кима звонить ей и слушать враньё Кости, что сестры, мол, нет дома?