Изекиль хлопнул в ладоши, произнося последние слова заклинания – в тот же миг пятеро его учеников опрокинули своих пленников, взрезая им горло и получая силу умирающих людей. Парни попадали, крючась в судорогах – но продолжалось это совсем недолго. Тела юношей стали стремительно разрастаться, менять форму, и уже через несколько ударов сердца на склоне холма поднялись на ноги не люди, а тяжелые чудовища с маленькими глазками, с толстой, как борт торговой ладьи, мозолистой шкурой, с внушительным рогом на огромной морде и выставленными вперед клыками на нижней челюсти. Звери сипло взвыли и помчались вниз, выставив клыки. Воины успели сомкнуть строй и опустить копья – но бронзовые наконечники смогли только оцарапать шкуры носорогов. Прочные кленовые ратовища ломались, словно гнилые палки, щиты разлетались в стороны, не в силах прикрыть своих владельцев. Звери без труда пробили узкую фалангу, затаптывая людей, разрывая клыками их доспехи и тела, развернулись, смяли еще кусок строя. Сколоты, бросая оружие, ринулись врассыпную, думая теперь лишь о том, как спастись от неуязвимых чудовищ. Те тоже разбежались в разные стороны, догоняя и затаптывая, поддевая на рог, разрывая несчастных клыками. И только то, что крохотные глазки победителей оказались изрядно подслеповаты, спасло жизнь нескольким из людей…
Сам Словен, не желавший видеть позорной судьбы своего сына, коему предстояло либо сдаться, либо сгинуть в неравной сече полутора сотен воинов супротив от силы пяти десятков, поутру с двумя телохранителями ушел вниз по реке, на четыре поприща – к месту, где берегиня затеяла для смертных новое чародейство. К тому времени, когда он явился, странная печь из глины была уже разломана, а кузнецы возле догорающих углей в два молотка отбивали на потрескавшемся валуне странную красную полосу. Он остановился, наблюдая за работой, потом не выдержал, спросил:
– Ну, Горза, так вышло что али нет?
– Вышло нечто, княже, – пожал плечами кузнец, утирая пот со лба и приглаживая курчавую русую бороду. – Токмо непонятно пока, что. Он, глянь…
Только теперь Словен разглядел в траве небольшое, с ладонь, лезвие, широкое с одной стороны и шилообразное с другой, которой нужно было крепить его в рукояти. Цвет оно имело непривычно светлый, почти белый, с легкой синевой. Князь взвесил в руке тяжелый, еще теплый клинок, попытался его согнуть, попробовал на палец остроту ножа – впрочем, еще не заточенного. Поднял глаза на мастера:
– Что скажешь, Горза?
– А как берегиня сказывала, так и случилось, – тяжело дыша, сообщил тот. – Ком рыхлый достали, но она ковать велела, пока не сплющится. Греть и ковать. Ну за утро мы из него на два клинка и набили. Поначалу думали, разломается в ничто. Больно много грязи да угля с него скалывалось. Но потом и металл проглянул.