«Что тебе до его глаз? — одернула себя Верочка и притворно закашлялась, прикрывая рот ладошкой. — У Геры вон тоже были чудесные глаза. А почему, собственно, были? Они и сейчас есть, только смотрят уже не в ее сторону…»
— Можно я вас провожу, Вера Иванна? — спросил Назаров, когда молчать уже сил просто не стало. — У вас вон сумка тяжелая. Можно?
— Да не тяжелая она! — рассердилась вдруг Верочка, представив себе участкового в роли ее конвоира.
Район тесный, все буквально друг друга в лицо знают. Тут и ее ученики, и их родители. Старушки опять же у подъезда. И вдруг она в сопровождении участкового, та еще картинка…
— Пожалуй, я пойду, — растерянно проговорила Верочка, заметив, что он расстроился. — Извините меня, Александр Александрович. До встречи…
И она пошла к проулку, который упирался в арочные ворота ее дома. Шла, а сама чувствовала, как он смотрит сейчас ей в спину. Смотрит и теряется, наверное, в догадках, отчего это она так взбеленилась. Что такого он ей сказал? Предложил пакет до дома донести? Подумаешь! Сразу надо было рявкать на человека? Он из добрых побуждений, а она… Пакет-то и в самом деле тяжелый.
— Александр Александрович. — Верочка вдруг оглянулась на него, он все так же продолжал стоять, такой потерянный, такой нелепый в своем одиночестве. — А пожалуй, проводите меня. Мне и в самом деле тяжеловато.
Он поверил и не поверил. Только что вот стоял и смотрел ей вслед. И понимал с острой безнадежностью, что она никогда в жизни не будет с ним рядом. Ни идти, ни жить, ни просто разговаривать. Он для нее ноль, пустое место. Она слишком хороша для него, слишком… И тут она вдруг оборачивается, улыбается ему и просит проводить. В три шага преодолев расстояние, их разделяющее, он подхватил из ее рук тяжелую ношу. И пошел рядом, сбиваясь со своего широкого на ее семенящий шаг.
Какое же это счастье просто идти с ней рядом! Просто идти, слушать, как она дышит, и ждать, просто ждать ее слов, ее улыбки… Какой же придурок ее муж, что бросил такое сокровище! И мальчишку своего вихрастого бросил! Смуглого такого, несмышленого, с вечной настороженностью в глазах. И ради кого?! Ради безмозглой, избалованной, испорченной куклы!!!
Она вдруг что-то сказала, а он не расслышал, слишком занятый своими переживаниями.
— Простите, Вера Ивановна, я не слышал, — пробормотал он, скосив взгляд на ее профиль. — Вы что-то сказали?
— Ничего особенного. Весна… Хорошо так… Дети целыми днями на улице, не загонишь домой. Книг не читают совсем. Это же плохо, наверное, да? — Она намеренно выбрала безопасную тему, ту самую, которую он всегда предлагал ей: тему подрастающего поколения.