Так и случилось. Ямской и Шапочников скрылись в глубине подъезда. Потеряв их голоса, я перебралась на заднее сиденье, направленный микрофон отложила в сторону, а взяла лазерный. Благодаря затемненным стеклам его «тарелку» с улицы никто бы не заметил. Но и замечать было некому — прохожие явно не баловали вниманием эту улицу в вечернее время. Опустив на несколько сантиметров стекло, я пристроила микрофон поудобнее и переключилась на окна квартиры.
Дом был стандартной девятиэтажкой известной мне серии. Зная количество комнат в квартире Ямского и общий принцип расположения квартир на этаже, не составляло труда установить, какие из окон принадлежали Ямскому.
Еще накануне, поболтав немного с общительной тетушкой из другого подъезда, я удостоверилась, что все трехкомнатные квартиры в доме, кроме тех, что находились в торце, имели такую планировку, что дверь, ведущая в одну из комнат, располагалась практически напротив входной двери. Благодаря этому с помощью хорошего лазерного микрофона, а я использовала именно такой, можно было прослушивать практически всю квартиру, переводя луч с одного окна на другое. Исключение составляли разве что ванная комната и туалет.
Невидимый невооруженному глазу лазерный луч «снимал» с оконного стекла малейшую вибрацию, вызванную голосами находящихся в квартире людей, а специальное устройство преобразовывало переданные колебания в звук.
Некоторое время в квартире стояла тишина, затем я услышала лязганье замка, шаги и голоса. Слышимость была великолепная. Приятели, как я и предполагала, все еще не закончили свои препирательства, так что можно было надеяться, что никакая достойная внимания информация не прошла мимо моих ушей.
Шапочников с упорством сварливой бабки продолжал высказывать Ямскому свое недовольство. Ямской лениво отшучивался, но под конец не выдержал.
— Знаешь что, уважаемый! — неожиданно рявкнул он. — На правах старого друга хочу заметить, что твоя юная красавица жена оказалась чертовски права, когда свалила от тебя через полгода после свадьбы. От твоего занудства иногда даже я не знаю, куда деться. Ты ворчишь просто как старик какой-нибудь.
А ведь уважаемому Игорю Николаевичу сейчас всего лишь около тридцати… Надо же, а ведь я до сих пор как-то не задумывалась, что мы с ним практически ровесники. Кстати, сегодня мне напоминали об этом дважды: бумага из адресного стола до сих пор лежала у меня в кармане, и Лена во время разговора в парке оговорилась, что в восемьдесят седьмом году возраст членов «братства» варьировался от пятнадцати до семнадцати лет. Шапочников, благодаря «поношенной» внешности, затравленному взгляду и бесконечному брюзжанию легко тянул на все сорок пять.