Итак, я неожиданно решила головоломку. В водной глади реки отражался желтый серп месяца. Из камышей слышалось веселое кваканье лягушек, радовавшихся ночной прохладе. Василий сидел на берегу и трясся от холода. Было слышно, как у парня стучат зубы. Я сама едва сдерживала дрожь. Легкий ветерок неприятно холодил мокрое тело. Конечно, на самом деле было тепло, но мы полчаса пробарахтались у родников, и быстро согреться стало проблемой. Осматривая свое мокрое порванное вечернее платье, я зло спросила Василия:
— Ты хочешь жить, сосунок?
Парень быстро закивал.
— Тогда слушай меня. Утром первым делом идешь в милицию с повинной, рассказываешь то же, что рассказал мне. Понял? — говорила я ему тихим вкрадчивым голосом. — Если не пойдешь в милицию, я тебя разыщу и прибью.
— Я пойду. Об-бещаю, — прохрипел Василий, со страхом пялясь на меня.
— Тогда, прощай, засранец, — бросила я и зашагала прочь. Василий сидел тихо, как мышка, боясь шелохнуться. Его взгляд сверлил мне спину.
Выйдя на дорогу, я не обнаружила нашего такси. Водитель решил оставить от греха подальше странную парочку и смотаться. Я его не винила за это. Однако в этом глухом месте поймать машину было непросто. Вокруг сплошные бетонные стены каких-то заводов, узкая лесополоса до реки. За ней, насколько я знала, начинались поля. Я долго одиноко брела по обочине. Три бездомные шавки хотели напасть на меня у большой кучи мусора, сваленной у дороги, но жестоко поплатились за это, когда я подобрала из дорожной пыли сучковатую палку. Один удар главному забияке — и вся стая с визгом умчалась в кусты. К тому моменту как высохло мое платье, на дороге показались фары долгожданной машины.
«Подберет ли шофер меня в таком виде?» — подумала я тоскливо. Платье, как тряпка, туфли едва держались на ногах. Я обреченно подняла руку. Чудо, но через минуту я уже сидела на уютном правом переднем сиденье «Газели» и смотрела в окно на уносящиеся назад плиты забора, черные силуэты столбов линии электропередач, деревья. Шофер, седеющий мужчина лет под шестьдесят, с усталыми покрасневшими глазами, спросил:
— Что, тяжелый выдался день? Клиент завез и бросил, не заплатив?
— Как вы догадались? — спросила я, не удивляясь тому, что меня приняли за проститутку.
— Просто сколько здесь езжу — всегда одна и та же история, — невесело улыбнулся шофер. — Место-то безлюдное. Радуйся, что жива осталась.
— Я радуюсь, — кивнула я.
Абсолютно бесплатно он довез меня почти до самого дома антиквара и, высаживая, пожелал скорее бросить ремесло, которое обычно никого до добра не доводит. Я пообещала, что подумаю. Пройдя несколькими пустынными дворами, где, кроме небольших группок пьяной молодежи, никого не было, я вошла в подъезд знакомого дома. От камеры наблюдения над дверью антиквара остался только оборванный провод. Я позвонила в дверь, рассматривая этот провод. «Скорее всего хулиганы постарались», — подумала я. Но камера достаточно высоко. Дом старой постройки, потолки на трехметровой высоте, если не больше. Хулиганам бы пришлось воспользоваться палкой или встать друг другу на плечи. Все это не очень походило на правду. Камера выглядела малопривлекательно — миниатюрная коробочка с глазком на ножке. Дети бы ее просто сбили, но не стали бы вырывать. Дверь мне упорно не открывали, и я начала опасаться, что, пока занималась своими расследованиями, в квартире антиквариата произошло что-то непоправимое. Я позвонила еще раз. После этого дверь распахнулась.