Крыша здания поросла даже не кустарником, а самыми настоящими деревьями. За ним раскинулся бесконечный пустырь, плавно растворяющийся во мраке ночи. Стараясь никого не разбудить, мы поднялись на второй этаж по дико скрипучим половицам дома, который, по моим предположениям, был громадной коммуналкой или общежитием. Точно мог сказать только Твердовский, который и был инициатором нашего визита в это строение, но он молчал как партизан. Из него сейчас вообще трудно было выдавить хоть какое-то слово. Он говорил коротко, односложно: да, нет, налево, направо, прямо.
Я не понимала до конца тот факт, что Твердовский был рядом. Он даже не пытался освободиться от нас, и это, откровенно говоря, напрягало и настораживало меня. Я не знала, как мне теперь к нему относиться. Нет, я, конечно, не выдавала своей растерянности, но и не находила точного определения нашим позициям. Того единственно правильного интонационного рубежа, который бы как-то определял наши взаимоотношения на текущий момент. Во всей этой кутерьме от меня как-то ускользнула мысль о подобном варианте развития событий.
Это было как в дурном сне. Я дружила с похитителем моей клиентки, и, что уже совсем не лезло ни в какие ворота, вместе с ним и моей подопечной мы, пугливой кучкой, скрывались от каких-то преследователей — третьей стороны, а многоопытный в этих вопросах Твердовский выступал чуть ли не в качестве проводника в данной откровенно дурацкой ситуации. Виктория послушно держалась его, и я следовала туда, куда он указывал. Сказочный сон. Мороз, дом на отшибе, и все вверх ногами, именно так, как быть не должно. А как должно, я, увы, не знала.
Это меня забавляло. Особенно бросались в глаза заботы о Виктории и внимание к ней со стороны Юрия. Мы становились этакой единой группой спасения Виктории Белохвостовой. Ну и, конечно, себя самих.
Итак, поднявшись по винтовой скрипучей лестнице раскрытого настежь подъезда, мы оказались на втором этаже. В свете тусклой лампочки я узрела окаменевшие, похожие на фанеру простыни, наволочки, трусы, висящие на бельевой веревке. Куда-то вверх шмыгнула непонятного цвета кошка, напуганная нашим топотом. Потом, уже сверху, она жалобно мяукнула. Так протяжно и предательски громко, что эхо от этого звука потянулось по всем прочим этажам.
Юрий отомкнул ключом незнакомую дверь, отважно вступил в темноту и пропустил внутрь нас с Викторией. Осторожно закрыл дверь, для надежности дернув ее пару раз на себя и посмотрев в замочную скважину.
— Кажется, никого, — деловито и очень собранно пробормотал он.