Дед сидел в старом кожаном кресле.
— Чего ты хочешь? — Он был невелик ростом и страшно заросший.
— Еды надо. Барышни есть хотят.
Твердовский обернулся на нас, решая, как бы покрасивее за нас попросить, но не нашелся и добавил:
— Христа ради и… И, если можно, выпить, дед. Замерзли очень.
Но это он сказал зря. Старик сразу ощетинился.
— Нету у меня ничего. Иди отсюда и дверь закрой. Вон у тебя есть свой кубрик, туда и иди. И потише там. Знаю я их… С виду барышни, а разорутся потом, как проститутки. Не успокоишь. Да заплатить не забудь. У нас нынче дерьмократия.
Твердовский не стал с ним спорить. Посчитала излишним вмешиваться и я. Нам требовался ночлег и укромное место. Опасаясь, как бы старик не передумал и на этот счет, мы молча, без нареканий в его адрес, перебрались, так сказать, в противоположную часть корабля, где было не очень светло, очень пыльно, но тепло.
— Побудем здесь до утра, — сказал Юрий, присаживаясь прямо на пол. — А потом… Кто поездом, кто самолетом, но по домам. У кого как со средствами?
Мне его предложение совсем не понравилось.
— Я думаю, выбираться нужно вместе. — Я достала сигареты из сумочки. — Неизвестно, что может в дороге случиться с Викторией, а моя главная задача сейчас привезти ее в Москву живой и здоровой.
Вика села на одну из кушеток. Она совсем не реагировала на наши слова и была одинока, словно обиженный ребенок. Я все еще стояла у двери, не зная, куда мне присесть, да и вообще не решалась углубляться в это помещение. Я закурила и, не закрывая двери, встала у выхода в коридор. Как мне, так и Твердовскому нечего было сказать.
— Какая же ты сволочуга, Твердовский, — неожиданно раздался голос Виктории. — Сволочь и гадина…
Сказав это, она закрыла лицо руками и заплакала. Юрий уже было задремал, но тут открыл уставшие глаза и спросил:
— А?
— Сука ты, говорю. Кобель недорезанный, — заявила девушка, шмыгая носом.
— Ругается, — пояснил сам себе Твердовский и снова смежил веки.
Но не уснул. Подождав, когда Вика немного остынет, он тоже разродился не менее гневной нравоучительной тирадой:
— Не надо выдумывать себе людей, дорогая Виктория! Вы захотели увидеть во мне кинорежиссера — вы его увидели!..
— Ты обещал снять меня в кино! Ты убил надежду. Как и отец! Да, я обманулась, но ты наврал мне. Низко, жестоко наврал.
Я курила, разгоняя дым, и слушала этот детский чудной бред.
Мне надоели их выяснения отношений. Я докурила сигарету, прошла ко второй кушетке, легла и тут же уснула. События сегодняшнего дня вымотали меня до предела.
Когда я проснулась, мои спутники уже были на ногах. Юрий первым вышел из каюты, поднялся по узкому трапу к входному люку и попытался открыть его. Но сколько он ни бился, тугие флотские замки, очевидно, намертво примерзли к палубе. Мы с Викторией покорно ожидали, когда Твердовский выпустит нас наружу.