— Спасибо, — буркнул тот и, время от времени оглядываясь на меня, пошел к подъезду.
Проходившая мимо бабулька, моя соседка, приостановилась возле меня и, глянув вслед многострадальному Голокопытенко, произнесла с легкой укоризной в голосе:
— Здрасти-и. Что ж ты, Женечка, кавалеров-то так заворачиваешь? На нем вон лица нет. Конечно, он не сказать чтобы красивый какой, но только и ты ж не девочка, уже тридцать на носу. Вот и тетушка твоя, Людмила Прокофьевна, говорит, что замуж тебе надо бы. А ты по ночам одна по улицам ходишь.
— Знаете, я как-нибудь сама решу, где, когда и с кем мне ходить, — буркнула я недовольно.
Мои не особенно любезные слова отчего-то вызвали у бабульки положительную реакцию. Она покачала головой и произнесла:
— Вот и в добрый час. Решишься, так оно и пойдет. А то жизнь — она, как песок, сквозь пальцы проходит. Еще недавно сама девчонкой была, а теперь вот… И дед мой, помню, здоровущий мужик был, лом гнул. А сейчас самого так согнуло, что никакой лом так не завернешь. Пойду я, Женюшка, — вдруг виновато сказала старушка, хотя я ее и не держала, — деда кефиром на сон грядущий поить…
И она медленно поплелась по направлению к соседнему подъезду — второму в доме. В первый нырнул лейтенант Голокопытенко. Я пожала плечами и пошагала было к своему собственному дому. Но успела лишь дойти до середины дворика, как вдруг позади хлопнула подъездная дверь и до моего слуха долетел полузадушенный вопль:
— Женя!
Я обернулась. Лейтенант Голокопытенко, отчаянно жестикулируя, бежал ко мне. На лице его было написано нездоровое оживление. Явно что-то случилось.
— Ну? — выговорила я.
— В общем, у этого Павлова… Я не знаю, что там такое, но… Дверь у него была приоткрыта, значит, а когда я заглянул, то… В общем… он в меня выстрелил!
— Павлов?
— Не знаю кто, но только выстрелил!
Если бы только лейтенант мог предположить, с какой удручающей буквальностью отзовется эта его фраза!
В этот же момент я резко толкнула лейтенанта в бок, и пуля, чудом разминувшаяся с его головой, расщепила скамью поблизости. Я увидела блеск потревоженного стекла, когда открывали раму в подъезде, увидела вспышку… Я еще не успела осознать увиденное, а мозг дал рукам приказ действовать, и руки мгновенно включились в ситуацию. Толкнув Голокопытенко на землю, я рявкнула:
— Жить хочешь — не поднимай головы! Спрячься за скамьей, говорю!
Он хотел что-то ответить, но я не стала его слушать и припустила к подъезду. И бежала так, будто за мной по пятам мчалась парочка дьяволов. А в подъезд влетела, уже вынув из сумочки пистолет. Я ведь всегда ношу при себе оружие.