— Может, я зайду в другой раз? — уже жалея, что эта мысль пришла мне в голову, спросила я.
Он возмутился и негодующе заговорил:
— О чем ты говоришь?! Как такие крамольные слова могут слетать с таких прекрасных губ. — Торопясь на свое рабочее место, он продолжал тянуть меня за собой. — Неужели ты думаешь, что со своими щедрыми чаевыми они мне дороже тебя? Обижаешь, корешок.
Данила был мастер говорить. Он мог это делать без остановки, вечно, но только то, что нужно, и то, что хотят от него услышать, пусть даже лесть и неправду. Подкупали его общительность и открытость. Но это был всего лишь продуманный до мелочей ход расположить к себе слабых на комплименты женщин и нужных людей.
В зале я скромненько примостилась с краю, у стойки бара — кстати, отсюда отличный вид, — а Данила, поблагодарив подменявшего товарища, приступил к своим прямым обязанностям.
Близилась вершина, наступал пик торжества — вручение долгожданных подарков. Судя по количеству гостей в зале, молодые могли отхватить приличный куш. На золоченые подносы, как из рога изобилия, сыпались внушительные конверты с ассигнациями, просто пачки денег, дорогие украшения — серьги, колье, часы, браслеты; билеты в кругосветное путешествие и на курорты мира, которых хватило бы года на два «медового месяца», не меньше. Один из родственников подарил трехкомнатную квартиру в центре города, другой взял на себя расходы по приобретению дорогой мебели, непременно дорогой, иначе не могло и быть; третьи — полная чеченка в возрасте и ее не менее обширный муж (они занимали, должно быть, по-крайней мере, четыре стула) — оплатили всю кухонную технику и аппаратуру для дома. Остальное все в том же духе кавказской щедрости и гостеприимства.
Изредка ко мне подходил Данила и исчезал, наполнив очередной стакан и на ходу представляя гостей, прикидывая, кто чего стоит, — все это он делал одновременно.
В тени держался старичок в инвалидной коляске, старейшина, уважаемый человек и, как я узнала потом, владелец ресторана. По бокам стояли верзилы в черных двойках и тяжелым взглядом всматривались в гостей, подходивших выразить свое почтение этому горцу преклонного возраста. Вдруг я увидела, как к нему приближается Баранов в сопровождении трех человек. Один из них был просто Гулливер, с огромными ручищами и горбатым заостренным носом. Сергей все еще жив, я этому очень рада, искренне. Первой моей реакцией было сорваться с места и бежать к нему, но я решила понаблюдать со стороны и не вмешиваться. Как только ему понадобится помощь — я буду рядом. На мгновение Сергей остановился и повернулся к своим сопровождающим, но получил толчок в спину — несильный, но настойчивый знак следовать дальше. Во время разговора со стариком, который несколько раз перебивал Баранова, пытавшегося что-то сказать, из темноты вынырнул парень, бывший некогда в сером пиджаке и черных очках, — стрелок из кафе. Я его узнала, несмотря на то, что сегодня он выглядел моложе и что все в его облике было иначе, чем в тот злополучный день. Не желая больше слушать Сергея, старейшина махнул рукой, отдав приказ увести его. Все четверо и парень направились к столу в противоположной стороне, над которым горел абажур, низко нависавший и ярко освещавший зеленое сукно. Они уселись впятером за стол и начали играть в карты. «Орлиный нос» ловко тасовал колоду одной рукой и выделывал всякого рода финты. Странное занятие, нашел весьма неподходящее время для этого.