— Ну, ты, значит, в туалет пошла, а я посидел немного, скучно мне стало, пошел к этим придуркам, к их столику. А там мужик этот перстень по столу катает… Ну, я…
— Постой, постой, — перебила его я, — а зачем ты к ним отправился-то? Поздороваться?
— Сигарету стрельнуть.
— У тебя же были сигареты!
— Были, — согласился Вася. Он помолчал немного и продолжал: — Ну, как домой пришли, я этот перстень в ванной припрятал. На всякий случай. На черный, как говорится, день.
В ванной, значит. Ну-ну, понятно.
— И мужичку этому толкнуть его пытался? — договорила за него я.
— Пытался…
Вот так здорово. Меня с какой целью нанимали? Чтобы уберечь уважаемого Василия Федоровича от антиобщественных поступков. И теперь получается, что со всем моим опытом и профессионализмом, со всей моей смекалкой и так далее я прокололась?
Выходит, так. Стыдно, Женечка, стыдно, стареешь.
А Василий — хват. Мастер своего дела, так сказать. А я вот что-то… Стыдно.
Пока я молча потягивала свой кофе, занимаясь самобичеванием, Василий начинал тихо томиться. Он уже откровенно не сводил своего алчущего взгляда с коньяка на витрине.
— Слушай, — наконец умоляюще произнес он, — мне ведь только сто грамм надо. И все… А то башка совсем как эта…
Я молча покачала головой.
— Ну, знаешь, — понизив голос, проговорил Вася, — я срок уже отмотал. Свободный человек я теперь! — Он говорил все громче и громче, а к концу монолога совсем перешел на крик. — Я тебя увольняю! — орал похмельный Василий. — Увольняю!!! Все! Пошла отсюда! Бабки мои отдай и вали! Слышишь?! Ты, курва!!
На этот крик из-за стойки буфета показалось удивленное, продолговатое такое лицо буфетчика. Но Василий кинул на него настолько грозный взгляд, что буфетчик решил в разговор наш не встревать и спешно ретировался куда-то в подсобное помещение.
А Вася все разорялся. Кричи, кричи. Не ты меня нанимал, не тобой деньги плачены — не тебе меня и увольнять. Васин монолог продолжался несколько минут, а в завершение всего он ударом ноги опрокинул наш столик — хорошо, что я успела кофе свой допить, а то бы еще и горяченьким окатили.
Выдав такой заключительный аккорд, Василий остановился передо мной в позе, выражающей достоинство и дерзкий вызов. Конечно, настолько, насколько достоинство и дерзкий вызов может выражать похмельный человек.
Как раз в это мгновение в двух шагах от нас, как из-под земли, возник милиционер. Можно подумать, он дожидался, пока Вася закончит выступать.
— Нервничаем? — совершенно спокойно осведомился мент. — Кричим, инвентарь ломаем?
Василий глянул на него, и тут я заметила, что глаза-то у моего клиента совершенно безумные — сощуренные, темные. Вот сейчас!..