До машины я бежала практически бегом, потому что очень хотела успеть заехать в поликлинику по месту жительства Глеба до того, как закроется регистратура. Я не помнила, до пяти или до шести они работали.
Когда я добралась до поликлиники, работницы регистратуры, переодевшись, шествовали с сумками к выходу.
— Всем оставаться на местах! — закричала я, преграждая им путь. — Вы случайно не из регистратуры? — За их спинами я успела заметить погасшие окошки хранилища медкарт.
— Да, а в чем дело? — спросила ближайшая ко мне, в легком шифоновом платье, с черным пакетом в руке.
— Срочная прокурорская проверка, открывайте немедленно архив. — Я сунула ей под нос удостоверение следователя. Женщина, которая в мечтах уже сидела дома перед телевизором, наблюдая за героями любимого сериала в то время, как на кухне будет вариться ужин, опешила. Еще немного надавив на нее, я получила все, что хотела. Женщина в шифоновом платье отпустила коллег и принялась за поиски карточки Глеба. Она обнаружилась только в подвале, где складировались старые бумаги в одной из коробок, частично погрызенная мышами.
— Я ее изымаю, — объявила я. Противодействовать мне никто и не собирался.
Вернувшись к тете Миле, я застала Александра помытым, расчесанным и уплетающим на кухне гренки с чаем. Тетя сидела напротив него, и они очень мило беседовали о том, кто из персонажей сказок сильнее — Конан или Илья Муромец. Александр, закутанный в белую простыню, напоминал древнего римлянина, случайно попавшего в наше время.
Меня в образе следователя он сначала не узнал, но, когда я заговорила, догадался и захихикал.
— Вижу, вы нашли общий язык, — сказала я тете, улыбаясь, — если усыновим его — не пожалеешь.
— Меня усыновит Алиса, — со знающим видом заметил Александр, — а вы можете меня навещать.
— Непременно, — кивнула я.
— Женя, тебе ужин разогревать, а то, наверно, уже избегалась вся? — спросила тетя Мила, отодвигая от Александра нож, за которым он было потянулся.
— Разогревай. Я сейчас кое-что сделаю и приду, — пообещала я, направляясь в свою комнату. Там, переодевшись в домашнее, я плюхнулась на постель и стала изучать медицинскую карточку Глеба. Редкие записи в тонкой, как тетрадка, карточке говорили о том, что Глеб Юрьевич Корноухов обладал отменным здоровьем и обращался в поликлинику лишь в крайних случаях. В буйной юности он два раза оказывался в больнице с алкогольными отравлениями. Был случай ангины, пять случаев переломов костей, пара сотрясений. В зрелом возрасте пошла поножовщина и огнестрелы, но все заканчивалось у бандита благополучно. После сорока лет здоровье Глеба так улучшилось, что посещения поликлиники вообще прекратились. Лишь за неделю до смерти Глеб, словно предчувствуя опасность, прошел полное медицинское обследование. Здоровье и в этот раз не подкачало, если бы не одно обстоятельство. Выявился врожденный порок, не позволяющий ему вообще в принципе иметь детей. Значит, за неделю до собственной смерти Глеб знал, что ребенок — не его, и ничего не предпринял. «Странно, — подумала я. — С его замашками крестного отца тарасовской мафии — и простить жене такое! Видно, Глеб был занят чем-то очень важным, решал какие-то проблемы, а разборки с женой оставил на потом».