Вскоре появилась развилка, и я свернула на Морозовское шоссе, чуть сбавив скорость. Ага, вот и столбик с цифрой «четыре». Я поехала совсем тихо и остановилась возле километровой отметки.
Впереди виднелись хозяйственные постройки — крыша амбара и приземистое здание мастерской, возле которой тарахтел трактор.
— Кажется, нам сюда, — показала я Мите на фермерское хозяйство. — Ну что, насчет Богомоленко ты тоже ничего не можешь сказать? Держу пари, что эту фамилию в первый раз слышишь.
— На что спорим?
— На поцелуй.
— Ты угадала, — улыбнулся Митя и подставил мне губы.
Корнелюк снова налился энергией и, стоя возле бордюра, смотрел на хозяйство Богомоленко, словно завоеватель, который готовится к налету на чужие владения. Вид у него был на редкость грозный, и я просто не узнавала в этом человеке студента-скрипача.
— Среди твоих предков не было тевтонских рыцарей? — спросила я с улыбкой.
— Вроде нет, — пожал плечами Митя. — Хотя я мало знаю о родственниках со стороны мамы. Я ведь говорил тебе, что они расстались с отцом, когда мне было всего три года. Папа сказал, что мама просто сбежала… Идиотская судьба, правда? Обычно бывают матери-одиночки, а тут — отец-одиночка. Дикое словосочетание!
— Всяко бывает… Послушай, а ты ведь мне говорил, что отец никогда не рассказывал тебе о матери.
— Ну да, — кивнул Митя. — Я просто подслушал как-то раз разговор отца по телефону. Он был тогда выпивши и не заметил, что я спрятался за диваном. Отец очень скрытен и никогда не посвящал меня в свои дела. Я ничего не знал ни о его работе, ни о его коллегах; два эти мира — дом и работа — были разделены непробиваемой стеной. И вообще, отец не любил проявлять свои чувства, говорить о своих проблемах. Такой, знаешь, человек из железа.
Корнелюк медленно прохаживался по обочине, рассеянно пиная встречавшиеся на его пути камушки носком своего ботинка. Похоже, воспоминания о детстве что-то в нем разбередили, и ему нужно было выговориться, тем паче что рядом с ним был благодарный слушатель.
— Впрочем, когда отец уже плохо себя чувствовал, он очень беспокоился, — вдруг поднял голову Митя. — Говорил, что ему срочно нужно сделать одно дело и он боится, что болезнь этому помешает.
— Вот как? — оживилась я. — А что именно он имел в виду?
— Не знаю, — пожал плечами Митя. — Я так понял, что-то связанное с далеким прошлым. Кажется, он хотел уладить отношения с каким-то человеком. Я тогда, помнится, подумал, что отцу нужен постельный режим, а не какие-то дела… А через тридцать минут у него отнялась речь. А потом и конечности…