Она опять никак не отреагировала.
— Готовлю я сам, — тихо произнес Решетников, то ли извиняясь передо мной, то ли стесняясь этого факта. Во всяком случае, таким был его тон.
— Ах, вот оно что! — подивилась я. — Понятно.
На этом моменте разговора Анна наконец открыла глаза и спросила:
— Это все?
— Для вас да, — ответила я.
— В таком случае я пойду наверх. Меня ждет работа. — С этими словами она поднялась.
— Конечно, дорогая, — Решетников тоже оторвался от кресла и проводил ее до лестницы.
Ступив на первую ступеньку, она обернулась.
— Надеюсь, еще увидимся, Женя, — сказала она вполголоса. — Приятно было с вами познакомиться.
— Взаимно, — заверила я и вновь вернула свое внимание к кофе.
Александр Михайлович внимательно проследил за тем, как его благоверная поднялась по лестнице, и лишь после того, как она скрылась из виду, вернулся в мое общество.
— Что за работа ее ждет? — бестактно поинтересовалась я.
— Она художница.
— Кто?
— Художница.
Я молча перевела взгляд на картину, о которой недавно мы беседовали с Анной.
— А это случайно не ее творение? — спросила у Решетникова, хотя заранее знала ответ.
Александр Михайлович проследил за моим взглядом и подтвердил:
— Ее. Впрочем, как и большинство других.
Он сделал широкий жест рукой.
А, ну теперь понятно, почему некоторые полотна показались мне странными и незнакомыми.
— У вас довольно экстравагантная жена, Александр Михайлович, — заметила я.
— Многие считают ее странной, — кивнул он.
— А вы?
— Я — нет. Понимаете, она — человек искусства. Такие личности всегда находятся в творческом полете. Им не до наших мирских забот.
— Может, в чем-то вы и правы, — почти согласилась я. До того он был убедителен в этот момент.
— Конечно, прав, — Решетников даже повеселел. Наверное, раньше никто не соглашался с его мнением.
— Ну хорошо, — я отставила в сторону пустую чашку. — Оставим в покое вашу жену и вернемся к нашим баранам.
— К чему, простите? — переспросил он.
— Ну, к возникшей проблеме. У меня есть указания и для вас лично.
— Какие?
— Во-первых, не подходите близко к окнам ни здесь, ни в клинике. Во-вторых, то, что я уже говорила ранее. Никакой самодеятельности. Сперва все хорошенько проверяю я, затем уж выходите вы.
— Это я уже усвоил, — улыбнулся он.
— Увидим. В-третьих, — продолжила я, — мы будем ездить в клинику вместе и, если того потребуют обстоятельства, возвращаться домой тогда, когда я сочту нужным.
— Так я могу лишиться работы, — тактично напомнил Решетников.
— А иначе вы можете лишиться головы, — парировала я. Может, несколько жестоко, но ничего, для его же пользы.