Покой и не снится (Серова) - страница 6

— Вы — Женя Охотникова? — обратился он ко мне.

— Да, — я встала с дивана.

Он сухо по-мужски пожал мне руку:

— Решетников. Александр Михайлович.

— Очень приятно, — улыбнулась я.

— Я осматривал вашу тетю. Могу заверить, что ничего страшного нет. Произошло незначительное защемление коленного сустава.

— Это ненаучное название перелома кости? — Волнение отступило, и я позволила себе пошутить.

— Нет, — ответил он. — Это совсем другое.

Лицо Решетникова при этом осталось хмурым. Ему явно было не до шуток.

— Что-то не так, доктор? — вновь забеспокоилась я.

— В каком смысле? — Похоже, сейчас он вместе со своими мыслями был где-то далеко.

— Вы чем-то озабочены?

— Да нет. Не обращайте внимания. Это личное. К вам моя озабоченность не имеет никакого отношения. Ни к вам, ни к вашей тете.

— Я могу ее забрать?

— Кого?

Рассеянность Решетникова начинала меня раздражать.

— Я говорю про свою тетю.

— Ах да, конечно. То есть нет, — поправился он и наконец взглянул на меня более осмысленно. — Сегодня не можете. Мы сделали вашей тете укол, и она уснула. К утру боль должна пройти. Я думаю, будет разумнее забрать ее завтра.

— Во сколько?

— Часиков в десять-одиннадцать.

— Договорились, — кивнула я. — Вы врач. Вам виднее.

Он снова впал в анабиоз, и я решила откланяться. Ночевать без тети Милы не очень радостно, тем более осознавая, что она в больнице. Но, похоже, другого выбора нет. Если нахождение здесь до утра поможет ей побыстрее поправиться, я не стану возражать.

— Простите, — вдруг окликнул меня Решетников. — Вы на машине?

— Да.

— Едете в центр?

Я кивнула.

— Не подбросите меня до Старолитейной? — осторожно поинтересовался он.

— Подброшу, — милостиво согласилась я, хотя Решетников мне почему-то не нравился.

— Большое спасибо, — обрадовался он. — Подождите секундочку, только переоденусь. Я мигом.

После этих слов он ретировался в сторону лестницы.

Я вышла на улицу. Сняла «Фольксваген» с сигнализации и села за руль. Решетников не обманул меня. Он появился минуты через две одетый уже в синие джинсы и цветастую рубашку навыпуск. Александру Михайловичу на вид было лет сорок пять, не более. Как я уже сказала, он сильно худощав, нескладно сложен, и во всех его движениях сквозила рассеянность. Висячие усы и чуть крючковатый нос делали его похожим на старого голодного разбойника. Контраст составляли лишь глаза. Ярко-голубые, они совершенно не гармонировали со всей его внешностью.

— Ваша машина? — спросил он, приблизившись.

Глупый вопрос.

— А вы думаете, я забралась в чужую?

— Извините, — немного стушевался он. — Я сегодня слегка рассеян.