Стоп! Я даже ужаснулась той мысли, которая неожиданно пронзила меня. Два разговора, утренний с Жемчужным и нынешний с Майоровым, очень перекликались между собой. Я вспомнила все, что говорил Костя о гениальном актере, желавшем в жизни блистать так же, как и на сцене. Вот оно то самое! Аркадий Александрович обожал трагедии. Где гарантия, что он не решил поставить в жизни трагическую пьесу, под покровительством своей незабвенной Мельпомены? Пьесу, в финале которой одного из главных персонажей настигает смерть.
И персонаж этот — Ольга Тимирбулатова!
— Все это, конечно, очень убедительно, Аркадий Александрович. И то, что вы говорите, имеет определенный смысл, — как ни в чем не бывало продолжила я. — Но, несмотря на увлекательность данной темы, вернемся к нашим баранам.
— Что вы хотите? — В нем вновь проснулось недовольство.
— Вот вы, как знаток трагедий и, соответственно, смертей, скажите мне, кто из круга ваших знакомых мог бы стать жертвой Ласточкина в плане шантажа и, в обратном порядке, чьей жертвой стал он сам в плане убийства.
Я специально так витиевато закрутила фразу, дабы заставить Майорова понервничать. Но сценический гений и любимец публики владел собой безупречно.
— Среди моих знакомых таких людей нет, — не моргнув глазом ответил он, глядя мне прямо в переносицу.
Это тоже была своего рода тактика, и я, разумеется, не могла не слышать о ней. Желая сбить человека с толку и мысленно подчинить его себе, смотри ему в переносицу. Инстинктивно собеседник пытается понять, куда ты смотришь. Вроде бы в глаза, но взгляд поймать невозможно. Хитер Майоров, ничего не скажешь. Но и я не лыком шита. Пусть не считает меня за дуру.
— Так уж все и безгрешны? — открыто улыбнулась я.
Аркадий Александрович хмуро посмотрел на меня из-под бровей и сказал:
— Насчет безгрешности не знаю, опять-таки по причине того, что я — неверующий. Я не знаю, что является грехом, а что — нет.
Меня так и подмывало спросить его, а считает ли он грехом половую связь с малолетними, но сумела сдержать себя. Вместо этого я задала другой вопрос:
— А как насчет человека, способного на убийство? Хотя бы в приступе гнева?
— Боюсь, что я ничем не смогу помочь вам, Женя, — вместо ответа на мой вопрос сказал Аркадий Александрович и, сев в кресло, развернулся к зеркалу.
Тем самым он ясно дал понять мне, что разговор окончен и у него нет ни малейшего желания обсуждать своих знакомых и то, на что они могли бы быть способны.
Но Майоров еще не знал Охотникову Женю, если решил так легко отделаться от нее.
— Аркадий Александрович, вы хотите, чтобы я уберегла Тимирбулатову от смерти или нет? — невинно поинтересовалась я.