Майоров мгновенно весь подобрался и развернулся ко мне лицом.
— И что?
— Я полагаю, что его убил кто-то из тех, кого он шантажировал.
— Меня не интересует, кто убил Ласточкина, — небрежно бросил Аркадий Александрович. — Меня волнует только Оля.
— Так вот я о том и говорю. — Я старательно наблюдала за его реакцией, но он ничем не выдал своей заинтересованности. — На Олю охотится тот, кто убил ее мужа.
— Зачем?
— Чтобы заполучить пленку, не оказавшуюся у покойного в момент его смерти.
— И вы полагаете, что эта пленка у Оли? — спросил Майоров.
— Ее у Оли наверняка нет, но убийца думает, что есть.
— Ну, допустим, — Аркадий Александрович щелкнул зажигалкой, прикуривая. — Чем я могу вам помочь?
— Я подумала, что, возможно, вам известно, кого шантажировал Ласточкин?
— Откуда? — вскинул брови Майоров. — Вы же не считаете, что я был заодно с ним?
— Нет. Просто я обязана спросить вас об этом как своего непосредственного нанимателя, — не очень убедительно соврала я. — Но я вижу, сегодня вы не расположены вести разговоры.
— Да, сегодня у меня нет настроения, — признал — ся он.
— Что-нибудь случилось?
— Я недоволен репетицией. Ненавижу комедии.
Я не стала ничего спрашивать и вызывать его на откровенность. Захочет, сам продолжит. Он заговорил.
— Не могу понять, почему многим актерам так нравится играть комедии. Это глупо.
— А что нравится играть вам? — не удержалась я от вопроса.
— Трагедии, — просто ответил он. — Вот это, на мой взгляд, истинное искусство.
— Насколько я понимаю, трагедия подразумевает смерть одного из персонажей, — высказалась я.
— Совершенно верно.
— Изображать смерть — это грех.
— Я неверующий, — отверг мои слова Майоров. — Я поклоняюсь в жизни только Мельпомене — покровительнице трагедии.
— Я, конечно, не театралка, но, как мне кажется, зритель предпочитает смотреть что-то более веселое.
— Неважно, что предпочитает зритель, — отмахнулся Аркадий Александрович. — Я говорю об искусстве. Комедия вызывает у людей смех, а трагедия — слезы. Так вот, вызвать у человека смех легко. Вполне достаточно рассказать ему анекдот. А вот заставить зрителя забыть о своих проблемах и рыдать над тем, что происходит на сцене, сопереживать героям, воспроизведенным мною, отстранившись от реальной жизни… Вот это — сила! Искусство!
Аркадий Александрович говорил так проникновенно, так восхищенно, что я готова была согласиться с ним. Правда, мысленно. Тем не менее меня ни на секунду не оставляла мысль, что передо мной возможный убийца. Пленка, случайно найденная в фотостудии Федора Ласточкина, укрепила Костину версию.