– Был. И ещё буду.
– Значит, ты скоро от нас уедешь.
– Не скоро. Я побуду ещё, – Гурьев улыбнулся.
– Но потом всё равно уедешь. Я понимаю. Ты же не можешь только с нами… Только со мной. Ты всем нужен. Всё равно жалко. А Мандельштам? Он тоже там? В солнечном городе?
– Да.
– Правда?
– Правда. Он очень растерян… многие сейчас растеряны. Многие не понимают, что происходит, потому что слишком много всего происходит – и очень быстро. Это кого угодно с толку может сбить.
– А ты? Ты – не растерян? Ты – знаешь, что происходит?
– Я знаю. И ты узнаешь. И Мандельштам тоже. Все узнают – и все поймут. В меру своего разумения. Но всего не узнает и не поймёт никто. Никогда. Так уж это устроено, Даша. Не сейчас – позже, но и это – тоже станет понятно. И Мандельштаму.
– И теперь он больше не пишет. Да? А то, что он раньше написал, не печатают.
– Далеко не всё, что заслуживает быть напечатанным, печатают. И наоборот. Так было, так есть, так будет. Везде и всегда. Просто где-то у людей есть шанс быть услышанным, а где-то – нет. А нужно, чтобы был у всех, кому есть, что сказать. И когда-нибудь так обязательно будет. И я тебе обещаю, дивушко, – мы до этого дня непременно доживём, – Гурьев поднял на неё глаза. – И ты, и я.
– Какие они у тебя страшные, – медленно проговорила Даша, не отводя взгляда. – Ух, Гур… Когда ты так на них смотришь – что с ними творится?
– Ничего хорошего, – Гурьев погасил взгляд и прищурился. – Ничего хорошего – и это правильно. Но ты права – меня это… не радует. Нельзя такому радоваться.
– Гур. Мы же не можем всё время взаперти сидеть?
– Нет. Мы и не будем. Но шататься ночами по улицам и изображать из себя мишень – это тоже напрасный труд, дивушко.
– Ты совершенно зря пытаешься меня развеселить, – грустно сказала Даша. – Я за папку очень переживаю. Он же не знает ничего!
– Твой отец может ещё меньше, чем я сейчас, – мягко сказал Гурьев. – Это хорошо, что он ничего не знает. Он думает, что всё в порядке, и делает свою работу. А когда он вернётся из похода, всё уже на самом деле будет в полном порядке. Обещаю.
– Ты что-то недоговариваешь.
– Разумеется, я недоговариваю. Я никогда не собирался посвящать тебя в план оперативно-розыскных мероприятий и детали операции прикрытия.
– Так учителя не разговаривают, – вздохнула Даша.
– А как они разговаривают? – заинтересовался Гурьев.
– Вы просто не учителя никакие, – улыбнулась Даша. – И ты, и… И Денис Андреич.
– А кто?
– Он? Он – Джон Сильвер, только наш. А ты – я не знаю. Ланселот Озёрный. Рыцарь в серебряных доспехах. Я вас ужасно люблю всех.