– Запомни, – настаивал Мишима, – Законы Пути гласят: «Проявляй уважение к тем, кто достоин его, ибо в этом нет ничего постыдного; проявляй уважение к тем, кто жаждет его, ибо в этом нет ничего трудного; проявляй уважение к тем, кто недостоин его, если это тебе позволят обстоятельства, ибо в каждом есть что-то достойное уважения». Но! Между внутренним уважением и внешним его проявлением – огромная пропасть. Так, ты можешь уважать врага и должен уважать врага, но это не всё. Воин Пути даже в случае, если с ним на бой идет ребёнок, приводит себя в полную боевую готовность, так, как если бы на него в атаку шёл опытный воин. Тем самым проявляется уважение к недостойному, казалось бы, уважения, ибо этим Воин Пути страхует себя от неожиданностей.
– Знание заползает в европейца через палку, – утверждал Мишима. – Оно не дается ему легко и свободно, как это нужно для того, чтобы знание превратилось в осознание и стало частью личности. Это потому, что европейцы – молодая раса, у них много жизненной силы, и они не умеют управлять ею. Их некому научить такому. Европеец хочет узнать всё сразу и быстро. Но Знание – это лишь сведения, которые забывают, не могут и не умеют использовать полноценно. Осознание – это знание, которое растворилось в тебе, стало частью тебя. Ты сможешь применять его тогда везде – не только по назначению, но и в совершенно не граничащих с этим знанием областях. Ты должен научиться осознавать. Я знаю, что тебе поможет.
Гуру исполнилось двенадцать, когда Мишима велел ему отправиться в синагогу:
– Знание не бывает лишним. Ты научился видеть главное, а что тебе будет непонятно, я объясню. Жаль, для меня этот мир так чужд. Используй своё преимущество, учись – и осознавай.
Гур совсем не походил на еврейского ребёнка из хедера[37]. Раввин рассматривал его с интересом. Сейчас немногие отваживались заикнуться о том, что хотели бы учить детей Торе. Время такое. А тут – мальчик пришёл сам. Вообще без взрослых. Один.
– Здравствуй. Как тебя зовут?
– Яков. Здравствуйте, ребе. Я хотел бы учить Тору.
– Это… похвально. Хорошо. Скажи-ка мне. Ты еврей?
– По закону – еврей. Моя мать еврейка.
– А отец?
– Отец – нет.
– Он…
– Мой отец – русский морской офицер. Он погиб много лет назад, я помню его, очень отчётливо. Мне было пять лет, когда это случилось.
– Он был женат на твоей матери?
– Нет. Она не крестилась, ребе, если вы об этом.
– И об этом тоже, – кивнул раввин. – Кто учил тебя идишу?
– Дед. Его тоже давно нет в живых. Я знаю немного иврит, недостаточно для Гемары[38], конечно, но я быстро догоню, не волнуйтесь.