— Да, я знаю, что от вас, Татьяна Александровна, никуда не скроешься. Поэтому я и посоветовала Лидочке обратиться именно к вам. Да, кстати, если тех денег мало, я готова добавить, лишь бы заставить этого мерзавца помочь собственной дочери. То есть дочерям…
— Если у меня возникнет необходимость в дополнительных расходах, то я сообщу вам без церемоний, — ответила я, поднялась из белоснежного кресла, попрощалась сначала с Ольгой, потом с ее мужем, встретившимся мне в гостиной и проводившим меня до двери, и покинула квартиру.
В раздумьях от услышанного я подошла к своей машине и, только открывая дверцу, увидела, что на ее стекле снова появился рисунок, сделанный таким же черным маркером, что и черепушка раньше. Теперь передо мной красовалась… круглая мишень. Это уже была целенаправленная угроза. Выходило, что за мной кто-то следил, а я этого даже не заметила. Предположить, что у детишек разных районов Тарасова появилась новая игра — рисовать на стеклах машин устрашающие рисунки, было бы глупо, а значит… Некто давал мне знак, что я нахожусь под его прицелом, но кто?
Я снова достала губку, потом разыскала в бардачке бутылку с остатками минералки, намочила губку и вытерла черные круги на стекле. Я допускала мысль, что за мной и сейчас следят, и едва я тронусь в путь, как за мной увяжется «хвост». Но сейчас я даже хотела, чтобы так случилось. «Чем раньше я узнаю, кто мне пакостит, тем быстрее с ним разберусь», — решила я.
Мне пока казалось, что рисунки на стеклах моей «девятки» никак не связаны с моим новым делом, вероятнее было предположить, что они — «шлейф» из прошлого. Хотя — стоп. А почему, собственно, и не с настоящим делом? Терентьев же выходил из дома и вполне мог нарисовать мишень. «Может быть, они с Ольгой ведут со мной двойную игру? — спросила я себя. — Странненькое дельце: музыку заказывает один, а платит за это другой. Такого в моей практике еще не было. Как не было и того, чтобы я не довела свое расследование до конца!»
Я выехала на улицу Зарубина, давая шанс своим возможным преследователям сесть мне на хвост.
К вечеру улицы Тарасова стали оживать, горожане возвращались со своих дач и баз отдыха в душный и пыльный город, ведь у большинства из них завтра начиналась новая трудовая неделя.
Я никак не могла взять в толк, почему именно в воскресенье мне объявили войну. Чем больше километров я колесила по Тарасову, не замечая за собой ничего подозрительного, тем больше склонялась к мысли, что стоит проверить Ольгиного мужа. Только ему не надо было за мной следить, чтобы разрисовать машину. Ведь не мог же он не понимать, что мое подозрение прежде всего упадет на него. Правда, пока я не видела никаких мотивов такого поступка. Единственным предположением было то, что он хочет, допустим, отвлечь меня от расследования, оплаченного его женой.