Влад остановился.
— Но послушай, кафель есть почти везде. И почему тогда эта скотина проснулась лишь теперь? Я уверен, это сильный мужчина, потому что вот так располосовать горло, да и вообще… Он же насилует их, а потом убивает. Наш эксперт говорит, что у этого маньяка такой громадный член, что девушки могли умереть уже во время насилия. От болевого шока.
Я мысленно поблагодарила его за информацию, но внешне ничем не выдала свою заинтересованность его словами.
— Запиши номер. — Я продиктовала ему телефон моей временной квартиры. — А что касается вашего фоторобота… Кстати, покажи мне его.
Он достал из кармана смятый лист с изображенным на нем очень узнаваемым Клаусом.
— Слушай, Влад, скажи мне такую вещь. Какие ассоциации вызывает у тебя слово «хлеб»?
— Очень просто. Я сразу представляю себе вывеску на хлебном магазине. А что?
— А как ты думаешь, сколько таких вывесок в нашем городе?
— Думаю, что много. Очень много, а что? У тебя дома хлеб кончился?
— Кончился, — ответила я рассеянно.
Мы попрощались с Владом, и я поехала домой. Вернее, почти домой.
«Кафельщик» — какое неприятное слово.
Перед тем как войти в темный подъезд, я, обращаясь к сверкающему за мостом ночному городу, спросила: «Кафельщик, где ты?»
И мне показалось, что я услышала: «Зде-е-есь…»
Клаус не мог понять, зачем прятать пленки в контейнер, когда их можно отдать прямо ему в руки. Неужели в Тарасов приедет сам Юзич? Может быть, они просто не доверяют ему, заставляют делать самую грязную работу, а пленочки положат в свой карман? Клаус и представить себе не мог даже приблизительную стоимость добываемой им с таким трудом информации. Наверное, сумма исчислялась миллионами долларов.
Тщательно соблюдая все принципы конспирации, Клаус думал, глядя на то, что творилось вокруг него — полный развал экономики России, нищие, полуголодные пенсионеры, оголтелая молодежь, посаженная на иглу, — что конспирация — это мартышкин труд. Неужели кто-нибудь в этой чехарде заметит момент передачи информации от Храмова к Клаусу или наоборот? Люди живут своей жизнью, им совершенно все равно, что происходит вокруг них. Но инструкция есть инструкция. Надо подчиняться. Только вот Храмов что-то распустился совсем. В условленное время в окно не смотрит, на место встречи не приходит.
Постыдно сбежав от этой русской шлюхи, которая похитила у него теперь не только записку с шифром, но и пистолет, Клаус целый вечер просидел в кафе «Белая лошадь». Он видеть уже не мог ни пиво, ни салат из креветок, ни соленые орешки. Переполненный этой гремучей смесью, он вышел на свежий воздух и вздохнул.