— А вот этого не надо. Уберите вашу игрушку. Ничего особенного я и не сказал. Что вам здесь нужно?
— Я же не спрашиваю вас ни о чем, так и вы помолчите. Мне нужно к вашему шефу, и как можно скорее. Иначе будет ни больше, ни меньше как международный скандал. Учтите, наша беседа записывается, и если это случится по вашей вине, из-за того, что вы держите меня у двери, то из вас сделают паштет, вы и пикнуть не успеете.
Он провел меня вдоль коридора до приемной, где стояло несколько кресел, и, не проронив ни слова, ушел. Испугался, наверное.
Я присела, достала сигареты и закурила. Я слышала голоса, они доносились из приоткрытой двери. И хотя здесь всем по штату полагалось говорить на немецком, я слышала чистую английскую речь. Вот только смысла уловить не могла, слишком уж толстые были двери.
Наконец из кабинета вылетел молодой мужчина. Не обращая внимания на мое присутствие, он, промокая лоб носовым платком, вышел из приемной, и я услышала, как вдалеке громко хлопнула входная дверь.
«Интересно, что он здесь делает?» — подумала я, поднимаясь с кресла.
Представитель Германии в Тарасове выглядел намного спокойнее, чем вышедший только что от него посетитель. Это был маленький человечек в белом хлопковом костюме, с хронически недовольным лицом. Почему хронически? Потому что маска недовольства застыла на его лице сетью глубоких морщин. Словно у бульдога.
— Кто вы и как сюда прошли? — спросил он, закуривая толстую сигару, предварительно откусив ее конец специальным приспособлением, напоминающим гильотину. — И вообще, кто вы такая?
— Я по поводу одного человека, проживающего в гостинице «Братислава». Его зовут Клаус Круль.
Реакция моего собеседника на это имя была нулевой.
— Это крупный специалист по стиральному порошку, может быть, вы все-таки слышали?
— И что же? У меня мало времени.
— У меня тоже. Видите ли, Клаус очень милый человек, и мы решили с ним пожениться. Встречаемся мы преимущественно в гостинице или у меня на квартире, когда мамы нет. Так вот, мне приходится иногда стирать его вещи. Доля у нас, у женщин, такая. В тот день я сообщила Клаусу о том, что жду от него ребенка… Да-да, это было именно в тот день, он дал мне постирать свою рубашку.
Имя сидящего напротив меня было Питер Вагнер — так, во всяком случае, было написано на табличке, украшавшей его дверь. Вагнер, очевидно, едва сдерживался, чтобы не покрутить толстым указательным пальцем (похожим, кстати, на зальцбургскую колбаску) у своего надушенного виска — настолько выразительной оказалась его мимика. Я прекрасно понимала его. Пришла какая-то умалишенная и принялась рассказывать о бытовой стороне явно интимных отношений его соотечественника.