— Если хотите жить спокойно, держитесь подальше от моей семьи.
Слово «семья» он выговорил твердо, как бы по привычке, не позволяя себе задуматься, а есть ли она теперь у него. Мол, пусть и никудышная, но все равно моя. А раз так, значит, не смей никто трогать. Да, полковник был настоящим мужиком, и, несмотря на то, что он мне сделал, я прониклась к нему уважением.
Дверь захлопнулась, и я, превозмогая желание тут же упасть на диван, поплелась в ванную. Стоя под душем, драила себя так, будто я Изабелла испанская, не мывшаяся тринадцать лет. Через двадцать минут орудования мочалкой мне показалось, что вся вонь, въевшаяся в мою кожу, наконец смыта. После этого я с чистым телом и спокойной душой повалилась на вожделенный диван, обняла подушку и забылась крепким сном.
Боль последнее время давала знать о себе все больше, а теперь и вовсе захватила полковника целиком. Так плохо ему не было никогда. Дыхание участилось, все тело покрылось потом. Появиться на работе он сегодня не сможет. На вопрос водителя «куда?», Евгений, стараясь дышать ровнее, ответил:
— Домой.
Он изо всех сил старался не думать о том, что увидел и услышал, сидя на кресле в квартире Ивановой. Теперь, разобравшись с детективом, как себе и обещал, он ляжет в больницу. Теперь он был почти уверен, что Иванова не будет продолжать преследовать членов его семьи. Ночь, проведенная в кутузке, ни для кого бесследно не проходит. Но если все же эта настырная девица не оставит своих намерений, то в его силах устроить ей такую жизнь, при которой пропадет всякая охота поступать против его воли. Больше цацкаться он с ней не будет.
Для всех на работе его болезнь будет называться язвой желудка. Дома он скажет то же самое, с врачом уже договорился. И только один член семьи будет знать истинную причину помещения полковника в клинику. Но кто именно, он так до сих пор и не узнал.
И все же необходимо решить, как поступать дальше. Машинально провожая взглядом мелькавшие мимо автомобили, человек в милицейской форме невольно обратился мыслями в прошлое.
Как-то раз, выкидывая дома мусор и произведя неловкое движение, полковник опрокинул мусорную корзину. Подняв ее, взглядом зацепился за использованный презерватив, оказавшийся на самом верху перевернутой мусорной кучи. Тогда он задумался: кто из его сыновей водит в дом девчонок, Генка или уже Ромка? Сам полковник уже много месяцев не прикасался к жене и спал в кровати, исключительно повернувшись к Инессе спиной.
У старшего сына, который давно нигде не работал, было больше возможностей привести в дом женщину. Все утро до обеда квартира пустовала — отец с мачехой на работе, Ромка в школе. Ромке же было сложнее. Он никогда не знал, в какой момент домой заявится его старший братец. Ни одну из комнат нельзя было закрыть изнутри, да и Ромка не тот человек, чтобы развлекаться у себя дома с девочками, а потом бесцеремонно выкинуть «изделие номер два» в общее мусорное ведро. Евгений был убежден — это Генка.