После того как Григорий, вооруженный домкратом, прибыл на «стрелку», мы проделали ту же самую операцию, которую Матюшин произвел с моим гаражом: Гриша поднял домкратом крышу и, посветив моим фонариком, сообщил хорошую весть — «Опель» на месте, стоит неразобранный. Глядя на то, как медленно поднимается перекрытие, я продекламировала со значением:
— Вот появился дядя Гриша и уползает чья-то крыша.
На что мне строго и внушительно ответили:
— Иванова, у тебя нет абсолютно никаких способностей к стихосложению. Не позорь фамилию.
Вот так мы обменялись «любезностями».
Для того чтобы незаконному владельцу не вздумалось выкатить машину из гаража раньше, чем я успею подвезти сюда Пинкертона, Грише пришлось немного покромсать топливную систему, благо капот не был закрыт и не пришлось тратить лишнее время на вскрытие замка. Так что насчет целости и сохранности «Опеля» я слегка приукрасила. Мобильника Белых, кстати, тоже не было на месте. Удачно справившись с задачей, мы разъехались по домам. Как Григорий ни зазывал меня в гости, я была несокрушимой, как древняя скала, — мне нужен был полноценный отдых.
Вот к этому-то гаражу я и вела сейчас Пинкертона.
Снег, сыпавший ночью и мешавший нам с Гришей работать, припорошил все вокруг, и наметанным глазом я определила — к гаражу никто не подходил. Значит, все внутренние замки, которые отпер вчера Григорий, остались в том же положении. Необходимо только скинуть один навесной замок, но это, по моим расчетам, не составит большого труда, так как висел он больше для красоты, чем для дела.
Я посоветовала Пинкертону взять в багажнике монтировку и заняться ликвидацией этой помехи. Белых и сам прекрасно понимал, что менты, которые скоро подъедут (как я смогла уяснить, это будут свои люди, чином не ниже майора), не имеют права без разрешения хозяина вламываться в частную собственность, поэтому дело существенно затянется. Пока отыщется владелец гаража, пройдет немало времени. То, что он не сидит сейчас дома в ожидании милиции, было очевидным. Я же не собиралась ввязываться в эту тягомотину с поимкой виновных — мне своих забот хватает.
Белых хорошо понял мою позицию и ситуацию в целом, но его грызли подозрения: вдруг это просто провокация с моей стороны? Видя его колебания, я произнесла:
— Не будьте таким нудным, Валерий Николаевич. Если судить обо всех людях по себе, то можно завершить свой праздник жизни инвалидом душевного фронта. Проще говоря, свихнуться.
Проникшийся серьезностью названных мною последствий, то есть поняв, что у него нет выбора, Валерий Николаевич без лишних слов взял в руки монтировку и удалил замок. Дорогостоящая пропажа наконец предстала перед счастливым взором автовладельца. Насчет «счастливого взора» я, конечно, погорячилась. Это из области литературного преувеличения — по монолитному выражению лица Белых нельзя было судить о таких тонкостях. И все же Пинкертон засуетился — стал заглядывать в салон, открыл незапертый капот и даже чуть не залез под машину.