Чья-то довольно массивная фигура закрыла собой солнце, и мне ничего не оставалось делать, кроме как открыть глаза и посмотреть на нарушителя моего спокойствия. Им оказался тот самый тип, который мелькнул недавно перед моими глазами и подло скрылся. Собственно говоря, еще тогда у меня возникла смутная мысль, что он присутствовал на пригорке неспроста, а потому вряд ли сможет проигнорировать мое здесь появление.
А сейчас передо мной стоял парень лет тридцати — тридцати трех с очень красной физиономией. Причиной такого насыщенного ее цвета, очевидно, было солнце, которое нещадно палило днем, в результате чего немудрено было получить ожог. К тому же парень был истинным блондином, имел светлые ресницы и брови, и потому его кожа, как никакая другая, была подвержена отрицательному влиянию ультрафиолета. Меня сразу заинтересовало, что же заставило этого блондинистого товарища столь долго пребывать на открытом солнце, что его физиономию стало трудно отличить от спелого помидора.
— Что вы тут делаете? — задал парень совершенно дурацкий, на мой взгляд, вопрос.
— Загораю, — совершенно честно ответила я и перевернулась на другой бок. Интуиция подсказывала мне, что парень никуда не денется, а, наоборот, продолжит настойчиво выяснять мою личность. Таким образом я оставляла за собой возможность неожиданно атаковать его на предмет того, кто такой он сам и что здесь делает.
Интуиция, как всегда, не подвела меня: парень немного подумал, а потом перешел на ту сторону, куда я отвернулась, и присел на корточки возле моего лица.
— И долго вы тут собираетесь загорать? — продолжил он расспросы, стараясь вызвать меня на откровенность. Безуспешно, потому что она была возможна только в случае обоюдного взаимопонимания, а его между нами пока не наблюдалось.
Поэтому я прикрыла глаза и резонно спросила:
— А какое вам, собственно, дело до этого?
Парень не нашелся, что ответить, и потому замолчал. Через некоторое время он опустился на землю рядом со мной, вперив задумчивый взгляд в сторону дома Василовских. Я проследила за тем, куда он смотрит, и заинтересовалась, что же так привлекает «типа» в доме композитора. Получить ответ на этот вопрос удалось лишь впоследствии, но пока он оставался повисшим в воздухе.
Незнакомец, немного посидев возле меня, очевидно, заскучал или у него возникла какая-то потребность, но примерно через десять или пятнадцать минут он так же молча, как сидел, поднялся и скрылся в неизвестном направлении. Вернее, направление-то проследить было несложно, однако куда именно пошел «тип», я не знала.