— Наталья Андреевна, Андрей Петрович, я просто на сто пятьдесят процентов уверена, что вы не все вспомнили или не все сказали. Я уверена, что было какое-то событие, которое нанесло кому-то очень глубокую рану, такую глубокую, что это толкнуло его на месть.
Андрей Петрович пожал плечами.
— Непутевым, конечно, рос, что там говорить. Но уж совсем из ряда вон выходящего я не припоминаю.
— Ой, ну каким непутевым. Как все мальчишки. Просто его классная руководительница невзлюбила.
— А кто у них был классным руководителем?
Наталья Андреевна взглянула на мужа.
— Яковлева Наталья Александровна, очень хорошая женщина, — ответил тот.
— Я вообще не понимаю, зачем вам все это? — вмешалась хозяйка. — Спросили бы тогда самого Николая. Мы уже старые люди. Чего нам нервы трепать? Мы и так больные все.
Мне вдруг захотелось выплюнуть в лицо этой онкологически больной известие о смерти ее сына. Но делать этого я не стала. Ее судьба наказала даже хотя бы тем, что она не видит дальше своего носа, и это делает ее гораздо несчастнее, чем есть на самом деле. И, узнав о смерти сына, она будет, захлебываясь от жалости к себе, рыдать о своей горькой доле больше, чем о том, что ее сына больше нет. Так что пусть этим займутся другие. А я умываю руки.
Я, попрощавшись, вышла на улицу.
Было совсем темно. Часы показывали половину пятого. Начинало подмораживать. Стекла моего автомобиля покрылись тонкой корочкой льда.
«Через пару часов дорога может стать такой, что придется коньки в прокате брать, чтобы продолжить путь», — подумала я, запустив движок и включив «дворники».
Пока машина грелась, я прокручивала в голове разговор с Калиниными. Можно подумать, что эти люди с разных планет, а не из одной семьи. Хотя чему удивляться? Жизнь военного от заката до рассвета — в казарме, где он усердно воспитывал солдат. Домой приходил только спать. И жизнь его домочадцев проходила без его чуткого руководства. Он был для них лишь кормильцем, добытчиком.
А Наталья Андреевна больше занята была собой, своими болезнями и обустройством быта. Николай воспитывал себя сам, как умел. И ему, наверное, помогали улица и друзья. И воспитатели оказались плохими. Результат же таков, каким и должен быть в данном случае.
— Вот такая собачья жизнь, — вслух закончила я свои размышления и, включив дальний свет, отправилась по следующему адресу.