— А что такое? Альпинистов у вас требуют? — благодушно поинтересовался я. — Так, может, проще поделить покойников по-братски — например, Шалина вам, а Болтаева им? Или наоборот.
— Какие там альпинисты? Хуже! — простонал Тима. — Помните, я рассказывал о новых союзниках из «Европейской партии возрождения порядка»? Мы только сняли банкетный зал, сделали предоплату, согласовали меню… И вот, значит, вчера вечером, пока мы ездили на телешоу, кто-то излупил гостей до потери сознания. Парни тут же, конечно, собрали вещички и уехали. Теперь расскажут в Европе о нашем гостеприимстве… Кому, если не Крысолову, это выгодно?
Идиотская версия о злодействах Сенечки-коалы стала последней каплей. Я окончательно и бесповоротно уверился в том, что сейчас из Тимы не выползет наружу опасная харизма. Нам обоим везет.
Набрав номер Гришина, я дал отбой. А Тиме с Органоном жестом позволил наконец сесть и по-барски обронил:
— Разберемся… Но давайте-ка сперва поговорим о телешоу.
— Вы его смотрели? Правда, здорово? — загордился Погодин. — Я был в ударе, прямо вдохновение какое-то накатило. У нас в политсовете все говорят, что я сделал бабку одной левой. И зрители, если вы заметили, все были за меня, и арбитры. Обидно, конечно, что этот Журавлев подсуживал старухе и свел к ничьей. Вы, Иван Николаевич, очень правильно вчера про него сказали — придурок. Не пойму, как таким доверяют эфир? Мы после шоу хотели с ним поговорить, но он притворился больным… Даже «скорую» к себе вызвал — только чтобы от нас удрать…
Пункт номер четыре, подумал я, стараясь, чтобы моя радость никак не просочилась наружу. Боже мой, я был прав! Он ни о чем не догадывается, совершенно. Он так себя любит, что легко поверил: все восторги им заслужены самостоятельно, без чудес.
— Да, выступили вы неплохо, — сдержанно похвалил я. — Одного я не пойму: чего вы с Лерой все жрали в прямом эфире? Это же некультурно. Другого времени у вас, что ли, не было?
— Очень вкусные попались пирожные, — застенчиво признался Погодин. — Какие-то новые, я раньше таких никогда не пробовал. Мы их в кондитерской закупили, на Шаболовке — ну той, про которую бабка рассказывала. И она там, кстати, буквально перед нами пришла, мы после нее еле-еле успели последние три штучки купить. Два я вчера съел, и одно еще осталось. Пирожные — чудо, Иван Николаевич! Я бы за такие Госпремии давал.
— Что еще за пирожные? — спросил я самым безразличным тоном.
— С изюмом, — радостно объявил Погодин. — Экспериментальная партия. Называются… это… «Парадокс»! «Парадокс с изюмом».