Только то, что я Дарья из газеты «Тарасовский вестник», да и визитка соответствующая лежит в кармане Володьки Кривина. Как бы не пострадала моя Дарья из-за этой истории. Нужно завтра ее отыскать. А сегодня?
Получается, что выбора у меня нет. Одно из двух: либо прятаться от Штыря, либо нападать, самой делать неожиданные шаги. Опыт подсказывает, что, если мы все тут — Виталик, я и Люсьен, — как кролики, забьемся в теплой комнате Вахтанга, хищники тут же нас вынюхают и сожрут. С легкостью схрумкают. Нет, такой номер легко не пройдет.
— Ты знаешь, как связаться со Штырем? Номер мобильного? Да, кстати, а как его настоящая фамилия? Ведь есть же у него человеческое имя, отчество…
— Есть… Шурупчиков Вениамин Русимович… Маму его звали — Шура Шурупчикова. Мои родители почему-то смеялись. А зачем он тебе?
— Хочу провести переговоры…
— Переговоры?
— Хотя бы узнать, жива ли Тамара. Вот кто мне нужен!
— Нужна? — как эхо, обалдело отозвалась Люсьен.
— А что ты удивляешься? Произведем обмен заложниками. Ты пойдешь к своему законному. Ну, не знаю, или к незаконному. Штырь отдаст мне Тамару, и вместе…
— И всех вместе убьет, — докончила Люсьен. — Ты что, не поняла, на что он способен?
— Я-то поняла…
— Я тоже поняла: после того, как он приказал стрелять, никогда в жизни к нему не вернусь. Пусть убивает. Все. Даже не думай об этом.
Виталик посмотрел на Люсьен с нескрываемым интересом. Видно, не все чувства к жене испепелились в его душе, что-то там такое на дне тлело, по глазам было видно, по нарочито резким словам и жестам. Кажется, дунь хорошенько — и былые страсти-мордасти вспыхнут в нем с новой силой. Уж не ты ли собираешься поработать ветром, Танечка? Не слишком ли много берешь на себя общественной нагрузки, помимо основной работы?
— Ты считаешь, мне больше делать нечего, как думать о твоих личных проблемах? — сказала я Люсьен жестко. — Извини, но не сейчас. Убиты люди. Нужно что-то делать, пока нас самих не перебили.
— А разве нельзя как-нибудь по-нормальному? Подключить милицию, засадить всех этих гадов до конца жизни? — Люсьен уже кричала во весь голос. Оказывается, есть у нее голосок — прорезается в моменты опасности. — Ну почему нельзя по-хорошему?
— А ты дашь показания в суде? — спросила я Люсьен напрямую. — В подробностях, обо всем, что видела сегодня и вообще о чем еще знаешь?
— Клянусь чем угодно. Дам. Больше молчать не буду, — и Люсьен оглянулась на Виталю, который только пожал плечами, давая понять, что эта история его не касается. Но лицо у Виталика при этом было уже не столь хмурым и непримиримым.