Эмоциональное состояние Перевалова явно переживало подъем. От былой невозмутимости английского лорда не осталось и следа, Владимир Николаевич раскраснелся и, казалось, был готов отстаивать свою точку зрения, несмотря ни на что.
— Но наличие мотива вы не отрицаете, — заметила я.
— Слушайте, а может, хватит заниматься тут всякими нелепыми предположениями? — снова нервно влез Сучков.
Перевалов, однако, остановил его движением руки:
— Миша, не надо, они все равно ничего не докажут!
И снова повернулся ко мне:
— Вы ничего не докажете, девушка! У вас это не получится. У меня нет пистолета. Вы не найдете у меня пистолета, и никто его не найдет! Далее — мы с Михаилом Степановичем находились здесь и никуда не выезжали. Можете спросить охранника нашего кооператива — у нас очень строго с пропускной системой. Здесь муха не проскочит, можно спокойно жить даже зимой. Я бы и жил, но супруге иногда надо уделять внимание, — Перевалов как-то кокетливо отвел глаза в сторону. — Так что у нас с Мишей алиби. Но вы ищите, ищите! И пистолет ищите.
— Почему вы говорите о пистолете? Вы же охотник, зачем вам пистолет? — подозрительно спросила я. — И между прочим, я не говорила, как именно была убита Алена Груничева.
— А это и так понятно, — безапелляционно прервал меня Перевалов. — Любому нормальному человеку понятно, что убийство в наше время, да в городе, да в тех условиях, что вы описали, могло быть совершено только из пистолета. Винтовка — это геморрой! Это неудобно! Так что не пытайтесь поймать меня!
Интонации Перевалова были абсолютно категоричны. Никакой альтернативы, никакого намека на возражение его тон не подразумевал. И дальше он продолжал в том же духе, только чуть понизив градус своей речи и добавив в голос тон снисходительности:
— А пистолет наверняка уже на дне Волги, девушка. Вам повезло, что не мы с Мишей осуществили это убийство, потому что, если бы делом занялись мы, вы бы никогда не раскрыли дело. А так у вас есть шанс.
Перевалов, явно довольный произнесенной речью и произведенным, как, видимо, ему показалось, на меня впечатлением, откинулся в кресле-качалке, усмехнулся и наконец зажег сигарету. Сделав одну затяжку, он победоносно сверкнул очами и сигаретой, как перстом, указал правильный путь:
— Идите к гаражу. Если бы мы выезжали, чтобы убить бедную жену Мишиного племянника, то должны остаться отпечатки шин автомобиля. А их там нет!
Последние слова Перевалов торжествующе выкрикнул. Щеки его раскраснелись, глаза блестели, он явно был увлечен игрой, своей ролью. Искренен он был или нет, неважно — в данный момент он явно чувствовал себя на сцене. Слушая его, я еще раз убедилась в правильности своего первого впечатления: да, Владимир Николаевич по жизни актер. Наверное, он уже и сам не замечает, в кого и как перевоплощается. Все зависит от того, кто его собеседник в данный момент. Хотя определенные черты в нем присутствуют всегда: например, такие, как покровительственность, напыщенность, помпезность и картинность. Они, скорее всего, постоянны в его характере. И мне вдруг захотелось поговорить с ним на его же языке, немного поиграть и пококетничать.