Она согласилась забыть ту боль и обиду, которую причинил ей главный редактор, и даже простить его, но, будучи человеком все же меркантильным, попросила у него кое-что взамен.
Я развернулась в сторону Степана и посмотрела на него. Он сделал глотательное движение, поморщившись, словно горло его было воспалено, и, продравшись сквозь ангину молчания, с горькой надеждой спросил:
— Ты действительно сможешь простить меня?
— Почему бы нет? Никто не застрахован от ошибок, главное, чтобы ошибки не обернулись трагедией, — назидательно ответила я.
— Гребаная жизнь! Пашешь, пашешь, а толку с гулькин хрен, — вскинулся он.
— Это я понимаю, — сочувственно произнесла я, приглашая Степана к исповеди.
— Когда Виктор показал мне документы, которые к нему попали, и предложил сделать по ним материал, я сразу понял, какую ценность они представляют. Я подумал, что такой шанс судьба дает нам раз в жизни. Если правильно ими распорядиться, можно обеспечить безбедную старость не только себе, но и своим детям.
— И это я понимаю, — суховато согласилась я.
— Да как ты можешь это понять?! — почти выкрикнул Степан и с обидой продолжил: — У тебя опасная, но обеспеченная жизнь, ни детей, ни плетей, не надо думать, чем кормить семью.
— Правильно ты, Степа, говоришь, что жизнь у меня опасная, за риск-то мне и платят, ну и за мозги, конечно, а что касается семьи, то, возможно, и у меня она когда-нибудь будет, от этого никто не застрахован, — невесело усмехнулась я.
— В общем, это оказалось несложно — украсть у него эту синюю папку. Я открыл его стол, когда в редакции никого не было, она лежала в верхнем ящике. У нас одним ключом все столы открываются.
— Вот незадача, — с сарказмом откликнулась я и, чтобы все-таки подбодрить его, добавила: — Ну а дальше?
— Дальше я просто спрятал эту папку в свой стол — у главного редактора отдельный кабинет, — вот и все, — устало подытожил он.
— Хорошо, сейчас ты поднимешься к себе, возьмешь эту синюю папку и принесешь ее мне, — командным тоном отчеканила я.
— Вот этого-то я сделать как раз не могу, — с сожалением промямлил Степан.
— Что-что?! — Он начинал нервировать меня. — Как это не можешь?
— Вот так, нет их у меня.
— Что значит «нет»? — угрожающе повысила я голос.
— То и значит, что у меня их нет… — огрызнулся расстроенный Степан и с досадой прикусил губу.
Здесь меня прошиб пот. На мгновение мне показалось, что я теряю самообладание.
— Не шути так, Степа, — с холодной яростью прорычала я, тем не менее справившись с приступом дикого раздражения, — не играй с огнем!
— Мне уж, поверь, сейчас не до шуток, я не в том настроении, чтобы дурачиться.