— Я вижу трудности и осложнения, сгущающиеся вокруг вас.
И никакого прорицательства. Голос был самым обыкновенным, с оттенком сострадания, вызывающий доверие. Еще немного, и я перестану так напряженно анализировать каждый произносимый ею звук.
— Вокруг вас чернота, — добавила она. — Вам известны ее причины?
Тут она меня не удивила. Любому скажи, что вокруг него трудности, и любой согласится. У кого их нет?
— Известны мне, — отвечаю, — причины и черноты и трудностей. Дело в том, что я ведьма, — улыбаюсь в ее удивленное лицо — сочтет ненормальной, это мне только на руку будет. — Ведьма, не боящаяся икон, крестов и святой воды. И не чернота вокруг меня, тут вы ошиблись. Тьма, так будет правильней.
— Впервые вижу человека, — баба Рита опять слегка улыбается, — открыто заявляющего о своей приверженности злу.
— Зло обычно воспринимается как некие действия, совершаемые кому-либо во вред. Поэтому я предпочитаю слово «тьма».
— Что же, по-вашему, такое зло?
Она меня экзаменует? Напрасно!
— Зло — синоним тьмы. Абсолютно пассивный носитель любой активности в мире, среда ее существования. Это и состояние сознания, души, если хотите.
Баба Рита, соглашаясь, медленно наклоняет голову.
— А как же действия? — продолжает она экзамен.
— А действия могут быть любого оттенка, — заявляю я. — Тьма принимает в себя свет.
Кивает «баба», соглашается со мной, а сама пока еще не раскрылась, не обозначила свое отношение к изрекаемым мною истинам. Иконница!
— Тьма принимает в себя свет! — повторяет «баба» мои слова. — И свет во тьме светит!
— И тьме его не объять, — заканчиваю я цитату. — Евангелист Иоанн был сведущ в вопросах тьмы и света.
— Путь в свет труден, а во тьму мучителен! — В глазах ее боль, будто, делясь сокровенным, она ждет сочувствия.
— Но оправдан обретением силы! — поддерживаю я ее и замираю от заблестевших в ее глазах огоньков.
— А сила нужна для достижения света, иначе нисхождение во тьму равнозначно самоуничтожению.
Хорошо мы с ней поем дуэтом, будто заклинания читаем.
— Трудно вступить в грязь, не вымазав при этом ног! — говорю я вроде не к месту, но она меня понимает прекрасно.
— Воистину!
Вот теперь баба Рита села глубже на стуле, облокотилась о спинку. Вроде передышка у нее посреди трудов.
— У вашей помощницы, там, в коридоре…
— У подручницы! — поправила она меня. Надо же, какая у них здесь иерархия!
— У нее крестик на груди перевернут. Это неосторожно.
— Мы живем не в средневековье. И крест не христианский.
Все, досточтимая баба Рита, или как тебя там по-вашему, ясней признаться ты не могла! Ведьмино кобло здесь у вас, это ясно теперь, как белый день. Боже, над чем только не фанатеют в наше время люди!