«А крест-то наоборот лежит! — подумала я. — Но умно, профану не понять! Разве что по рассеянности так положен».
Баба Рита не производила впечатления рассеянной женщины. Цепкий взгляд не по-старчески внимательных глаз своей прямотой, вероятно, заставлял смущаться многих ее пациентов. Прямая спина, не касающаяся спинки стула, опущенные плечи и руки, свободно лежащие на коленях. Ей бы чуть напряженности в позе, и я бы подумала, что она занята демонстрацией образцовой осанки. Для того чтобы долго так сидеть, нужно иметь здоровый позвоночник. Мне бы так в ее годы!
— Я слушаю вас, — обратилась ко мне, указав на стул рядом.
Голос властный, но мягкий. Дружелюбный тон.
— Головные боли, — я морщу лоб и заламываю брови, — от затылка до шеи. В основном по утрам.
— А вы немногословны, — произносит она с сожалением.
— Ни к чему, — пожимаю я плечами. — Вы и так должны все видеть.
Она наклоняет голову в знак согласия и протягивает ко мне руки. Я висками чувствую идущее от них тепло и прикрываю глаза. Думаю, что веду себя правильно. Обращаю вдруг внимание на тишину. Тихо в комнате так, будто стены под обоями пенопластом обклеены.
— Мало спите, — находит она причину моей несуществующей хвори, — и сильно устаете.
— Да, — соглашаюсь я. — Но когда много сплю, голова болит тоже.
— Хронический недосып, доченька, добрым сном и за неделю не выведешь!
Ну вот, еще одной матушкой наградил меня господин случай!
Она, видно, почувствовала мелькнувшую во мне неприязнь и обратилась уже не по-родственному:
— Вам что предпочтительней, от боли избавиться или повысить порог утомляемости?
— И то и это, если можно.
— Можно, можно, — закивала головой, встала и зашла мне за спину.
Довольно долго я сидела в тишине и неподвижности. Не беспокоила меня баба Рита, молча стояла сзади и вздыхала время от времени. Может, молилась. Потом быстро шагнула к столу и, взяв икону, перекрестила меня ею и приблизила к лицу для поцелуя, но я склонила голову, и икона коснулась темени. Озорно и радостно посмотрела на ее удивленное лицо.
Продолжая священнодействовать, целительница испробовала на мне немало способов молитвенных заклинаний, заканчивавшихся перекрещиванием, от которого я отклонялась, предложением для поцелуя креста и иконы, от которых я уворачивалась, окроплением святой водой, от которой я ежилась. Не отреагировала лишь на возложение рук, после которого «баба», утомленная суетой, села на свое место.
Я ждала, а она молчала, вроде как размышляла, опустив глаза. Это начинало надоедать, и я уже подумывала о том, как бы взять инициативу в свои руки, но стоило мне открыть рот, как целительница, прервав меня на полузвуке, заговорила сама. Все это производило впечатление достаточно сильное даже на скептически настроенного человека.