Лионовски сказал, что преступник не оставил ни следов, ни свидетелей. Если это не совсем даже так, то уж мимо вахтерши в три часа ночи он точно не прошел. Пожарная лестница отпадает — она на виду у соседних домов, слишком рискованно. Значит, остается одно: черный ход, через который студенческая братия обычно вытаскивает наружу мусор. Что ж, попробуем и мы.
Я решительно повернула за угол стандартного здания из серого кирпича с пятью рядами одинаковых окон-квадратов. Почти все они были ярко освещены, за ними шумела жизнь. Все правильно: живые думают о живом. Закон бытия!
Вот асфальтовая дорожка, по которой, должно быть, сегодня утром прогуливался ранний любитель собачьего моциона. Вот высокая стена старых пирамидальных тополей, совсем еще зеленых; да уж — под самую крышу, из дома напротив ничего не видно. А за ними, ближе к дому, — темная масса кустов. Тех самых…
Я отвела глаза. Мне было жутковато смотреть на эти кусты, хотя и знала, что ничего там не увижу. Сердце куда-то упало, по рукам и спине побежали мурашки…
Крайнее окошко на пятом этаже было темным. Да, только оно еще и хранит траур по Саше Ренуа. Да и тот будет недолгим: вот снимут пломбу с двери, приедут люди из посольства, заберут вещи бедняги, чтобы отправить его родным… Наверно, тело тоже увезут. И все! Опустевшую койку займет кто-нибудь, и опять будет светиться вечерами это окно, и будет играть за ним музыка, звучать смех…
Это — жизнь.
Только с тобой, Саня, она сыграла жуткую шутку: в Россию, о которой мечтал с детства, ты приехал за своей смертью.
Ага, вон мусорные бачки. А вот и «потайная» дверца. Заперта, конечно. Ну, это для нас не проблема. А для того, кто замыслил злодейское убийство, — тем более.
Но едва только я, оглядевшись, достала из сумки отмычку, как за дверью послышался шум, а затем и звук поворачиваемого в замке ключа. Несостоявшаяся взломщица еле успела отпрянуть и сделать вид, что она только-только подошла:
— Ой, мальчики, как хорошо-то! Можно, я тут проскочу, а? А то неохота кругом обходить.
Белобрысый парень, в паре с темноволосым крепышом выволокший наружу огромный бак мусора, остановился и уставился на меня с притворной подозрительностью. А на деле — просто с желанием потрепаться.
— А ты к кому такая? Не ко мне ли?
— Так ты ж меня не приглашал. Я к подружке.
— Ну, с приглашением это мы можем уладить, если что. Слышь, Иван? На, действуй… — Он вручил безмолвному напарнику вторую ручку благоухающего сосуда. — А кто твоя подружка? Я тут всех знаю: пятый год лямку тяну.
— Иностранка она. Из пятьсот второй, Тина. Знаешь?