— Ты что, свинья, — заорала, как ненормальная, — думаешь, что я вот так просто оставлю тебя в покое после всего, что ты со мной сделал?
— А что, платить мне тебе нечем, — пробурчал он, вставая.
Слегка прихрамывая, он повел меня обратно в прихожую и, не дойдя до нее, открыл не замеченную мной ранее дверь. Мы оказались в гостиной, обставленной старой, послевоенной поры, мебелью. Снаружи окна были закрыты ставнями, изнутри — занавесками, под потолком тускло горела лампа в синем матерчатом абажуре с бахромой.
В обычной ситуации я с удовольствием обошла бы эту комнату, рассмотрела и потрогала бы комод, покрытый лаком буфет и шифоньер. Тут даже был сундук, размером с односпальную кровать. Но все это я едва заметила, потому что меня колотила нервная дрожь и мне было не до интерьеров.
«Мерзавец» подошел к столу, заставленному тарелками с остатками еды, и осторожно опустился на стул с круглой спинкой и гнутыми ножками, после чего обратил ко мне свой лик.
Ничего особенного: худощавое вытянутое лицо, морщинистый лоб, мутноватые глаза, острый нос, толстые, синюшные губы и большие залысины. На вид лет под пятьдесят. Ничем не приметен и обычен, как эмалированная кружка.
Я бросила гаротту прямо на тарелки с объедками, с грохотом придвинула стул и упала на него, почувствовав внезапную навалившуюся слабость. Он смотрел на меня снизу вверх, и от этого взгляд его казался виноватым.
— Ты, хам, опусти глаза!
Он спрятал лицо в ладони, и его «Угу!» прозвучало глухо и гнусаво.
— Как ты здесь оказалась?
— Пешком пришла!
Самым разумным было бы сейчас послать этого идиота куда подальше и поскорее выбираться на воздух. Но шея ныла, да и любопытно было выяснить, за что же здесь, вот так, запросто, людей проволокой душат? Причем выяснять хотелось поподробнее.
— Выпить хочешь?
Откуда-то снизу он достал початую бутылку водки и поставил ее на стол.
— Дай сигарету! — потребовала я и, прикурив, приступила к допросу: — Выкладывай, — предложила я для начала вполне миролюбиво, сдержав мгновенный порыв шарахнуть его бутылкой по башке.
— Зачем?
После всего случившегося я расценила этот вопрос как издевку.
— Может, ты с белой горячки на людей кидаешься?
— Нет, не страдал никогда!
Он плеснул себе в стакан водки и, выпив ее одним глотком, поднял на меня сразу заслезившиеся глаза.
— Я тебя в темноте за другую принял, перепутал. Извини, пожалуйста!
От этого «пожалуйста» меня разобрал такой смех, что даже губы затряслись, но я сдержалась. Справившись с накатывающейся истерикой, я глубоко затянулась, а «мерзавец» налил себе еще водки. Выпитое укрепило в нем дух, и он заговорил вполне членораздельно: