— У твоей особенной бабушки, — помолчав, произнес хирург, — судя по всему, серьезное искривление позвоночника, которым она страдает очень-очень давно. Со временем, вероятно, данный недуг привел к серьезной форме этого заболевания, влекущей за собой сильные постоянные боли и ограничение свободы движения. Так я расцениваю этот диагноз. В общем-то, я не специалист, хотя на данный момент стопроцентно уверен в сказанном.
— Я вам верю, — сделав грустное лицо, сказала Ленка и благодарно посмотрела на своего ухажера.
— А ограничение свободы серьезное? — вмешалась я.
— Для тех, кто страдает этой болезнью, — да. Ведь они не могут выполнить некоторые из тех действий, которые легко осуществляете вы. Кроме того, ощущение неполноценности тоже имеет огромное значение, — ответил хирург.
Александр Сергеевич замолчал, замолчали и мы с Ленкой. Теперь передо мной встал серьезный вопрос: могла ли дама с таким заболеванием придушить мужчину, пусть даже и мертвецки пьяного? Ведь для этого нужны определенные усилия, не говоря уже об остальном. Если диагноз, поставленный ортопедом, на самом деле так серьезен, то мои подозрения относительно Беспаловой наверняка окажутся беспочвенными. В любом случае Ленкин ухажер все равно не мог предоставить мне сейчас более исчерпывающую информацию. Ведь он не видел потенциальной пациентки, не беседовал с ней.
Тут я подумала, что Ирина, возможно, уже вернулась домой. А мне очень хотелось с ней серьезно поговорить. В беседе с ней могли обнаружиться ответы если не на все интересующие меня вопросы, то на очень многие.
— Я сейчас вам такое расскажу! — воскликнула осененная каким-то новым воспоминанием француженка.
— Это знаменательное событие произойдет, наверное, уже без меня, — перебила ее я.
— Отчего же? — оторвавшись от своего блюда, спросил хирург.
— Да мне пора уже, — ответила я, глянув на часы.
— Но ты же еще не съела ничего! — удивленно протянула Ленка.
Мое кушанье на самом деле осталось почти нетронутым, а желудок — почти пустым.
— Ты права, — вынуждена была я согласиться с подругой, — придется еще задержаться. Только прошу: не обижайся, если я в самый кульминационный момент твоей истории испарюсь. Сама понимаешь — работа.
— Понимаю, понимаю, — несколько обиженно сказала француженка, — мне уже столько лет приходится мириться с этим.
— С чем? — нарочито недоуменно воскликнула я.
— С тем, что работа у тебя на первом месте.
— Вот и неправда! На самом деле я ухожу еще и потому, что мне не хочется быть третьей лишней, — хитро улыбаясь, протянула я. — Вам с Александром Сергеичем лучше побыть наедине. Так что, как видишь, все во имя дружбы…