Я почувствовала, что у меня пересохло во рту. То ли от волнения, что сейчас получу ответы на некоторые вопросы, то ли оттого, что говорила непривычно громко.
Тут как раз бабулька чайник на плиту поставила, чем очень меня порадовала. Я с любопытством посмотрела на печь. Но ею, видимо, пользовались только в редких случаях. Да и то зимой, наверное. Действительно, зачем разжигать целую печь, когда нужно вскипятить только один чайник.
— А чего у Игорька не спросила? — тихо, но понятно спросил меня дед Василий.
Я поняла, что о смерти Садомцева он не знает. Значит, надо ему сказать. Надеюсь, от расстройства его инфаркт не стукнет.
— Вы знаете, Игорь взорвался на своей машине. — Я уже перестала кричать, так как поняла, что со слухом у деда все в порядке. Видно, бабка сама неважно слышит, потому и кричит.
— Умер? — переспросил Василий Иванович, однако на его лице не отразилось никаких чувств.
— Да.
— Жаль. Молодой был хлопец.
— Вы мне ответьте на мой вопрос, — снова попросила я.
Тут у бабульки чайник вскипел, и она принялась расставлять на столе чашки.
— Тут знаете какое дело? — заговорил наконец дед. — Я-то сначала с ним хотел, с Игорем, да потом передумал. И договорился с нашим мыринским нотариусом.
— Но в Тарасове есть документы, которые говорят о том, что у вас с Садомцевым все же была договоренность.
— Была. Только потом я передумал. Я же тебе о чем и толкую, — спокойно ответил дед Василий.
— Давайте по порядку, — предложила я. — Сначала скажите, почему вы именно Садомцева пригласили? Откуда о нем вообще узнали? А уж потом расскажете, почему отказались от его услуг.
— Отказался, что мне проще с нашим нотариусом работать. А сначала Игоря пригласил, потому что мне знакомая его посоветовала. Говорит, хороший нотариус есть в Тарасове. Пригласи, ни за что не пожалеешь. Да только ничего особенного в нем не было. Нет, конечно, меня он не обидел, я ничего плохого сказать не могу. Да только он не лучше других. Таких поискать — миллион найдется.
— Ну так уж миллион? Это ты, дедушка, загнул, — улыбнулась я. — А какая знакомая вам его посоветовала? Как ее зовут?
— Нету ее более. Умерла. Зина Никитина. Вот хороший был человек. Всю себя детям отдала. Не жалела.
— Она, видимо, его учительница, — догадалась я, о ком идет речь.
— Да. Она мне и присоветовала.
— Значит, у вас с Садомцевым никаких договоренностей нет? — решила я уточнить еще разок.
Тут дед подумал, что я либо туповата, либо слов русских не понимаю. Во всяком случае, в голосе его даже раздражение зазвучало, когда он снова заговорил:
— Сколько ж тебе, родная, говорить можно? Я уж и не помню, когда мне в последнее время приходилось так человеку доказывать, что я не верблюд.