— Нет. Я вообще не люблю фотографии. Вернее, люблю иногда посмотреть, но чтобы бегать, печатать… Мне Олег всегда снимки делает, знает, если мне пленку дать, то она может у меня годами лежать, а я фотки так и не напечатаю, — объяснила Смолькина.
— Ясно. Просто, понимаешь, мне было бы интересно ваших общих знакомых найти. Ну хоть кого-нибудь…
Я начала заново листать альбом.
На одной фотографии я остановилась. Там опять-таки были все друзья и еще мужчина в круглых очках. Он показался мне знакомым. Я напрягала память и чувствовала: еще мгновение — и вспомню. Поэтому Ксению спрашивать не стала.
Ну конечно! Это же коллега Смолькиной. Как же его зовут? Я еще с ним беседовала и с секретаршей. Память у меня профессиональная, и я понимала, что забыть имени не могла, надо просто сосредоточиться, и все получится.
Да! Иван Петрович. А болтливую секретаршу зовут Люда. Я показала снимок Ксении.
— Это коллега твой? Иван Петрович?
— Да, — Ксения настолько удивилась, что не могла даже этого скрыть. — А откуда ты его знаешь?
— Вспомни: ты сама мне про него говорила, и про секретаря Люду. Я потом с ними встречалась, — поставила я все на свои места. — А что ты о нем думаешь?
— О ком?
— Об Иване Петровиче.
— Знаешь, я о нем как-то не думаю, — улыбнулась Смолькина. — Обыкновенный мужичок. Мужчиной и мужиком его назвать нельзя, больше подходит вот так — маленький толстенький мужичок. Он, как ни странно, хороший бухгалтер. Вот его и держат, а вообще — просто смешно и странно на него смотреть. Он нам весь имидж фирмы портит.
— Люда говорила, он очень любопытный и лезет во все дела, — продолжала я. — Кстати, когда я с ним говорила, то он предположил, что убийцей запросто может быть Олег.
Ксения выронила ложку.
— Сейчас женщина придет, — сказала я.
— Как он смеет такое говорить! — с возмущением, которого я никак не ожидала, закричала Ксения. — Ты почему мне раньше не сказала? Вот сволочь! Около меня вечно крутится — как дела, как дела? А сам такое думает! Как он может? Ну, я ему покажу, где раки зимуют!
Я смотрела на молодую женщину и не верила своим глазам.
— Ксения, — хохотнула я, — ты же всегда такая тихая. Я думала, ты и ругаться не умеешь.
— Хочет, пусть про меня гадости говорит, но чтобы про Олега…
— Но я, например, тоже его с подозрения не снимаю, — стараясь выразить свою мысль помягче, осторожно сказала я.
— У тебя работа. А он чего лезет? Ему чего, собственно, надо? Ох, покажу я ему завтра!
— Успокойся, я же так просто упомянула. Может, он передо мной хотел франтом выглядеть. — Я вспомнила оборванный свитер Ивана Петровича, его потертые джинсы, а самое главное, перхоть, и сама отказалась верить своим словам.