— Я думаю, Михаил, что в этом желании нет ничего зазорного, — возразил Андрей.
— В желании-то нет, — упрямо продолжал Михаил, — но в способах его удовлетворения нужно быть поосторожнее.
— А что конкретно вас насторожило? — спросила я Деревянкина. — Может быть, вы заметили кого-то рядом, ну, может быть, не совсем рядом, а недалеко, кто пристально наблюдал за вами?
Михаил задумался, потом нервно почесал голову и покачал головой.
— Нет, ничего подобного я не заметил. Но баба была… стремная. Какая-то… — попытался он помочь себе жестами, — ненормальная, что ли. Чувствовалось, что она там не потому, что ей с мужиком познакомиться хочется, а по какой-то другой причине. Но и на проститутку похожа не была. Нет! И разговор не такой получался, слишком интеллигентный, что ли… Хотя ничего особо интересного она, по правде сказать, тоже не выдавала. А Андрюха польстился, понимаешь, на интеллигентку.
Артемов, слегка усмехаясь, слушал старого приятеля.
— Я нисколько не расстроился, что она пошла с Андрюхой, — продолжил Михаил. — А потом оказалось, что уберегся от больших материальных потерь.
— Материальные потери — это ничто по сравнению с тем духовным дисбалансом, в который меня ввергла эта дрянь! — неожиданно патетически воскликнул Андрей.
Михаил раскатисто засмеялся. Он не верил искренности слов приятеля, который, к этому моменту уже приняв сто пятьдесят граммов водки, полулежал на диване и почесывал свое пузо, буквально лезшее наружу в прогалы между пуговицами рубашки.
— Что-то я не заметил этого. Ты же прежде всего жалел о куртке и деньгах! — скрипуче заметил он. — А вообще я вам скажу вот что, — Михаил повернулся ко мне: — Девчонка эту операцию одна придумать не могла. Не могла! — для убедительности повторил он.
— Почему? — спросила я.
— Потому что не такой она человек. Я ведь разговаривал с ней, и мне тогда еще показалось, что она… ну… не способна, что ли, принимать самостоятельные решения. Она как будто роль заученную играла. Только я тогда это вот наблюдение не додумал. Просто в памяти несуразность поведения девчонки отметилась. Я, может быть, и не психолог, — смущенно склонил голову Девяткин, — но писательский опыт и природная наблюдательность кое-чего стоят.
В принципе его мысли были созвучны моим. За Диной должен был стоять кто-то, направлявший и координировавший ее действия. Вот только кто? Это мне и предстояло выяснить.
И сейчас из беседы с Артемовым и его приятелем Михаилом я почти уже уверилась в том, что смерть Дины связана как раз с этой ее, совершенно неожиданно открывшейся, второй, потайной жизнью. Во всяком случае, ни о чем другом я думать не могла.