— Особенно тебя, Кэт, и Вальку Лукьянова, — не без зависти добавила другая, чей голос был звонким и неприятно резким по тембру.
— Кэт достойна того, — вступилась за нее первая. — Она ведь теперь за двоих работает: и во втором составе, и в нашем, за Анну… Что мы без тебя делать-то будем, а?
— Интересно, а на любовном фронте ты тоже за Зорину будешь вкалывать? — язвительно поинтересовалась та, что с резким металлическим голоском.
Гул голосов на периферии гримерки затих от такого неслыханно наглого замечания. Катя Маркич (я сразу узнала мягкий, глубокий, бархатистый тембр ее голоса) сдержанно ответила:
— Следи за словами, Людмила. И вообще, заткнитесь все на эту тему — вот-вот Римма придет! Не хватало еще, чтобы она услышала ваши разговоры.
— Она-то небось рада-радешенька, что Зорина отравилась снотворным, — не унимался резкий голосок. — Наш «ангелочек» Анечка ей столько крови испортила!
— Да Валька себе и другую может найти, — резонно рассудила какая-то женщина, голос которой до сих пор я не слышала. — А Римме, по большому счету, на его похождения глубоко наплевать. У них с самого начала совместной жизни был уговор, что каждый остается относительно свободен.
— Да что вы треплетесь! — возмутилась Катя Маркич. — И в самом деле, нечего мне оставаться в этом захолустном городишке: сплошные сплетни да пересуды. Хуже, чем в деревне!
— Ты нам, Катюша, из Москвы весточку пришли. Поспрашивай там: может, и для нас работа подходящая найдется. Москва ведь огромная, там на всех мест хватает!
В этот момент хлопнула дверь гримерной и разговоры умолкли: вероятно, вошел кто-то, чье присутствие мешало сплетницам. Наверное, это была Римма Лукьянова. Женщины шуршали платьями, слышался звук падающих предметов, чьи-то шаги, потом кто-то, находящийся очень близко от зеркала, устало вздохнул.
Спустя несколько минут, в течение которых было сказано несколько незначительных фраз и неоднократно хлопала дверь, раздался низкий, глухой голос Риммы:
— Наташ, ты не очень спешишь?
— Нет. Тебя подождать?
— Если не трудно…
Я не смогла сдержать торжествующей улыбки— кажется, я услышу откровения обманутой жены. Мои расчеты оказались верными и приложенные усилия (в том числе и посредством мокрой тряпки) не пошли прахом. Сумрачную душу Риммы Лукьяновой терзали какие-то сомненья, она нуждалась в сочувствии или добром совете. Как я поняла из прозвучавших раньше закулисных сплетен, эту женщину не очень-то любили в актерском кругу. Тем увеличивалась значимость и ценность Натальи Андреевой как ее единственной верной подруги и, соответственно, увеличивался мой шанс приоткрыть завесу над таинственной историей с любовной связью Ани Зориной.