— Танечка, ты жива? — тормошил меня Виктор.
Я, вместо ответа, опять застонала, давая понять, что жива, но не в лучшей форме.
Дверь в квартире на первом этаже распахнулась. Там у нас живет старый речной волк — бывший капитан баржи Тимофеич. Раньше он возил из Астрахани арбузы и по доброте душевной снабжал ими весь дом.
— Ну, черт! Опять лампочки повыкручивали! Что тут у вас?.. Тьфу, черт… Ступенек не вижу.
Не так уж и темно. Я хотела посоветовать ему надеть очки, но вспомнила, что я же теперь существо слабое, нежное и в бессознательном состоянии.
— В милицию звони, дед! — крикнул Виктор. — На девушку напали.
— Черт, черт и еще раз черт. В мои времена…
Я испугалась. Если Тимофеич начнет вспоминать молодость и то, как маршал Жуков лично подарил ему часы, мы успеем состариться. Я даже стонать перестала и один глаз приоткрыла, но Тимофеич не стал вдаваться в подробности, а поднял голову и заорал голосом, привыкшим выкрикивать команды, заглушающие шторма:
— Стоять! Черт вас побери! У меня дробовик! Стрелять буду!
Шаги стали звучать нерешительно, а после и вовсе затихли.
— Как я их! — обрадовался дед.
Я хотела опять закрыть глаза, но увидела лицо Виктора. Такое встревоженное… Он стоял передо мной на коленях в своих чистых светлых брючках. Когда у нас в подъезде последний раз полы мыли, я не помню, наверное, до перестройки. Я растрогалась и решила, что, раз это так приятно, всегда теперь буду тихой, слабой, смирной, робкой, нежной и глупой.
— Очень больно? — заботливо вопрошал Виктор, гладя меня по голове.
Лучше бы он этого не делал. Шишка от удара выпирала, как рог у единорога.
— Нет, — пролепетала я и поморщилась.
Виктор снова заехал рукой по больному месту. Я чуть было не заорала: «Да!» Надо что-то делать, пока у меня от его доброты череп не раскололся. Я взяла ладонь Виктора и положила себе на сердце.
— Я так перепугалась. Чувствуешь, как стучит? — Стучало оно ровно 70 ударов в минуту, но доверчивый Виктор проверять по часам не стал.
— Никогда себя не прощу, — взволнованно произнес он.
— Ты не виноват, — прошептала я, прислушиваясь. Шаги на лестнице возобновились, а Тимофеич все воевал с телефоном. Виктор, похоже, ничего не замечал и был готов стоять на коленях с рукой на моей груди до конца дней своих. Если мы сейчас же отсюда не уберемся, они наступят в ближайшие пять минут. Звук взводимого курка я не перепутаю ни с чем.
— Мне холодно, — пожаловалась я. Жуткое вранье. — Можно, я напою тебя кофе в другом месте?
— Отвезу тебя к себе, — обрадовался Виктор и подхватил меня на руки.