Меня качнуло, а на душе сделалось скверно. Я посмотрела на Ланку, грустно спросив:
– Слушай, сестренка, а у нас вообще приданое-то есть?
От такого бесхитростного вопроса даже бабуля чуть из телеги не выпала, взвизгнув:
– Рано тебе еще, мелочь мокроносая, про приданое думать!
– И помянуть-то нас будет нечем, – пришла я к печальному выводу, поставив общественность в тупик своими рассуждениями. Пришлось признаться, что первый опыт чужого обучения прошел не совсем гладко.
Пока «резвая» Брюха выползала из Лога, я и Ланка успели сплести себе по веночку и попить чайку с медовыми коврижками на двух соседних хуторах, где жили те самые, на весь Северск известные, логовские ведьмы. Брюха была упорна, как жук-навозник тянула свою ношу, а Марта и Маргоша как могли подбадривали ее звонкими частушками. А почему бы и не попеть у себя дома – там, в Гречине, не до этого будет. Работа – это вам не баловство. Это непредсказуемые опасности и злые, неблагодарные люди, которые за медяк удавятся, а про два лучше и не думать. На самом взгорочке, лицом в колею, расползшуюся от грязи, лежал бондарь Матвей. При нашем приближении он задумчиво приподнял лицо из лужи и промычал неопределенно.
– О Северск, – ляпнула я, не задумавшись, – твоя милая грязная морда вечно пьяна и избита!
– Чего это? – сурово повела на меня бровью бабуля.
Ланка закатила глаза, показывая, что дивится она моей непосредственности последние дни, а я спешно втянула голову в плечи, сама не понимая, как так у меня сорвалось.
– Бабушка, это цитата, из Прокопия Сквернавца.
– Та-ак, – зловеще растянула бабуля коротенькое словцо, положила ногу на ногу и приняла надменный императорский вид, – и где ты нашла эту гадость?
– Купила, – тише мыши пропищала я. Хорошо, что рядом не было рачительной Лушки. Узнай она, что я деньги на Сквернавца трачу, могло бы и с сердцем поплохеть.
– Вот, значит, мы как о Родине думаем, – вкрадчиво начала бабуля, – рожа у нас пьяная, да? Грязная у нас, значит, рожа, да? А златоградские рожи тебе нравятся, да? Они, значит, все чистенькие? – начала заводиться, свирепея, бабуля – патриотка она у нас еще та. – Миренские жирные рожи тебе тоже нравятся! А наши, – она хлопнула себя по бокам, – не угодили!
Зажмурившись изо всех сил, я начала тараторить одно из стихотворений Сквернавца:
Люблю тебя, мой Северск, я зимою,
Когда скрипят снежинки под ногою
И воздух чище хрусталя…
– А рожа все же пьяная, – ввернула Ланка, и, поняв, что добра ожидать не стоит, мы, спрыгнув с телеги, припустили со всех ног, слыша позади бесполезные угрозы бабули и благодушный хохоток Пантерия.