– Эй! – позвала я, поняв, что не представляю, где вообще нахожусь.
Пошла, ноги болели, а руки ныли так, словно я у Силантия в кузне накануне работала за молотобойца. Никакой поляны поблизости не было, не было даже мало-мальского пятачка, свободного от леса, где нам с Подаренкой можно было бы схлестнуться. Ночью все кажется не таким. Чего в полночь насмерть перепугаешься, при солнце даже и не разглядишь порой. Однако все равно какие-то вывороченные деревья должны же были остаться! Болота я, опять же, на куски развалила…
Я потянула носом, надеясь уловить жуткий трупный запах, и с удивлением почувствовала, что откуда-то тянет гарью. Пришлось ковылять по подлеску, как старой собаке, едва не на трех ногах. С веток дождем сыпалась роса, обещая жаркий день, а пока меня трясло и зубы стучали. Я потуже запахнулась в кафтан, оставленный Илиодором, с удивлением обнаружив на груди неприятную трехгранную дырочку в ореоле запекшейся крови, с перепугу даже еще раз позвала Илиодора, подумав, не стоит ли вернуться и пошарить по кустам, а то, может, лежит сейчас и медленно умирает от страшных ран. Развернулась, но так и не поняла, откуда я только что приковыляла. Где искать муравейник и смертельно раненного Илиодора в этом непролазном осиннике, было совершенно непонятно, и я выкинула глупую идею из головы, утешив себя мыслью, что златоградец, будучи при смерти, навряд ли стал бы заворачивать меня в кафтан, чтобы потом уйти, как гордый лось, в чащобу, дабы скончаться там в одиночестве. Скорее, на мне бы и умер, чтобы оценили подвиг, напоследок все уляпав кровью, и я бы тоже умерла, очнувшись в обнимку с окоченевшим трупом, а если б не умерла, дак еще бы намучилась, отрывая его от себя. Представила, каково бы мне было, – сначала скривилась, потом похихикала. Так, сама себя развлекая, я и выбралась к людям.
Оказалось, спать меня уложили в двух шагах от Вершинина. Вид у поселка был жуткий, словно по нему прошлась разбойничья армия. Из крайних домов не уцелел ни один. Унылые пепелища тянулись вправо и влево от меня так далеко, что делалось тоскливо на душе. Кое-где от сгоревших домов еще шел дым, потому казалось, что в черных после пожара печах кто-то варит жуткую похлебку. Очень воняло печеным мясом, я даже думать побоялась почему. Правда, стоило выбраться из леса – ответ пришел сам собой: повсюду лежала дохлая, вздувшаяся скотина вперемежку со старыми костями, трупиками лесных тварей и чем-то, что я вначале приняла за вывороченные пни и обгорелых детишек. Я вскрикнула, тут же придавив собственный крик ладонью, и впервые в жизни увидела настоящую, хоть и мертвую навку. Сперва мне и впрямь показалось, что не врут легенды и спины у нее действительно нет, а видны внутренности. Поборов брезгливость, я прутиком откинула толстые, не как у людей волосы и вздохнула – спина у нее была на месте, просто кожа бугрилась и лоснилась отвратительно. Полная недобрых предчувствий, я, собрав силы, припустила бегом к дому Нади.