– Слушай, – вспомнила я то, что не давало мне долгое время покоя, – а они у тебя происходят от кострища или кастрата?
Он подавился взваром и укоризненно посмотрел на меня.
– А что такого? – Я смутилась. – У меня сейчас сестра Костричная, а ну как спросят ее…
– Это древнейшая семья, о которой упоминается в Полянских хрониках! – менторским тоном заявил Илиодор. – К тому же они так знамениты, что в столице скорей умрут от любопытства, чем признаются в невежестве. Так что пусть твоя сестра молчит и обливает всех презрением. Ее семья уже не одно королевство основала, когда Медведевские только еще из лесу вышли.
Я хмыкнула, поняв, что Ланка обязательно это ляпнет. При Великом Князе, конечно, не будет, но так, в сторонке, пофорсит.
Внезапно огонь свечи на нашем столике заметался испуганно, словно хотел сорваться с фитиля, и в комнате установилась странная тишина. Я огляделась удивленно, все кухарки, посудомойки, стряпухи, мясник, истопник и ключник, пришедшие пропустить по чарочке, сидели напряженные и словно желали услышать что-то необычное на улице. Я поднялась, подошла к дверям и чуть приоткрыла их. Первый летний вечер после жары кухни показался прохладным, впрочем, какое в наших комариных болотах лето? Солнышко днем припекает – и то хорошо.
Улица была безлюдна, даже листва на деревьях не шевелилась. В голубовато-сером небе одиноко моргала первая звездочка, чувствующая себя неуютно без подружек. Ни людей, ни живности вокруг. Я пожала плечами и захлопнула дверь, все смотрели на меня, казалось, чего-то ждали.
И тут, словно сговорившись, разом завыли по селу собаки. Тетки побледнели, а ключник, ближе всех бывший к голове, а потому и больше знавший о делах в Вершинине, нервно опрокинул в свой стакан остатки вина из бутылки, выхлопал все, облившись, и, утерев ладонью мокрую бороду, судорожно икнул:
– Дождались, вашу мать, и у нас праздничек!
– Маришка! – раздался в доме отчаянный крик Пантерия.
Первая летняя ночь не принесла Малгороду счастья. Окраина кишела огнями, там скакали синие кафтаны с факелами в руках, еще дюжины две шли пешком с нами – не поймешь, то ли охрана, то ли уже конвоиры. Там и здесь бесцеремонно стучали сапогами в двери, ревя на весь городок:
– Ставни, вьюшки в печах закрываем! Скотину запри, деревня! И чтоб до утра носу не казали!
Всклокоченные хозяева спешили выполнять приказы, а кто зябко переступал на крыльце, тех поторапливали тумаками, а то и ножнами по загривку. На околице, где народу было больше всего, в кругу света лежал бородатый мужик в синем кафтане, в ухе – золотая серьга с номером, рядом – конь, оба разодраны чуть не надвое.