— Ведь Он уже знает все твои мысли и желания. Причем сразу, как только они возникли в твоей голове. И потом, если некоторые из них вызывают у тебя чувство стыда или смущения, то разве это не твоя проблема. Ведь это же твои мысли, не так ли?
Катя медленно кивнула. Она уже, как и они все, перешла в режим напряженного осмысления. Все, о чем говорил Рат, требовалось не просто запомнить, а именно осмыслить, пропустить через себя, примерить на себя и, если оно все-таки еще вызывало отторжение, найти то, что являлось его причиной. И еще раз взвесить, насколько оно, то, что вызывает отторжение, все еще тебе нужно. Не мешает ли оно тебе двигаться вперед, и тогда его следует со спокойной душой отринуть, отбросить.
— И если Он, Высший судия, — продолжил Рат, — уже и так знает все, разве так уж важно, что твои мысли могут узнать другие? Близкие тебе люди, готовые всегда понять и поддержать тебя, подставить плечо… и простить? Или нет? — И Рат вновь обвел всех вопросительным взглядом. Все молчали.
— Так что тебе следует сделать, Катя? — улыбнулся Рат. — Продолжить изливать свое возмущение на бедного Бориса или все-таки разобраться со своими мыслями? Навести порядок в своей голове. И… быть может, принять для этого помощь друга…
Катя несколько мгновений стояла, напряженно нахмурив лоб, а потом подняла голову и, бросив взгляд на Гаджета, тихо произнесла:
— Прости… — а затем, повернувшись к Рату, попросила: — А можно я… потом… ну, когда немного разберусь там, у себя. Сама… — и она тряхнула головой, будто указывая себе на лоб.
— Конечно, — улыбнулся Рат, — я так понял, что… это требуется всем?
И каждый из шестерых молча кивнул в ответ.
— Ну, тогда — в обратный путь.
— Как?! — возмутился Гаджет. — Живого ж места нет…
— А ты уверен? — хитро прищурился Рат.
— Да… — начал Гаджет и осекся.
И все удивленно уставились друг на друга. А Барабанщица недоверчиво прошептала:
— Так ты чего, Джавецкий, мозоль мне залечил, что ли?
И Данька растерянно кивнул. Он и сам не чувствовал ни капли усталости и никакой боли в мышцах. Наоборот, мышцы были переполнены звенящей силой и здоровьем, как будто он недавно проснулся после долгого и крепкого сна и даже успел слегка размяться…
Обратный путь они проделали едва ли не в два раза быстрее, чем путь на ту сопку. Причем только уже на подходе к поселку Данька обнаружил, что как только мышцы вновь начинают наливаться усталостью, а вещмешок тяжелеть, он, чисто рефлекторно, соскальзывает сознанием в то состояние, в которое он погружался, когда читал молитву. Только теперь даже слова были не нужны. И там, в этом состоянии, все быстро проходило — и усталость, и тяжесть, и боль…