— Ну что, так и будем стоять? Или все-таки пойдем пропустим по кружечке? — наконец выдавил из себя Кремень.
Булыжник рассмеялся:
— Когда это сержант-ветеран отказывался от доброго пойла? Таверна «Рыбий коготь» ничем не отличалась от таких же таверн, частой сетью облепивших порты и рыночные площади — закопченный потолок, длинные столы с лавками вдоль стен, очаг с вертелом и короткая стойка для тех, кто зашел лишь пропустить стаканчик-другой. Только она была немного почище, лавки и столы были покрыты кое-какой резьбой, а стоявшие на стойке стаканы и кружки выглядели (в отличие от большинства таких же заведений, где подобные предметы использовались до тех пор, пока не протирались до дыр) почти новыми. Два ветерана уселись у дальней стены. Не успели они опустить на лавки свои сухопарые зады, как у стойки возникла упитанная служанка с симпатичными ямочками на щеках:
— Что пожелают господа сержанты? Булыжник довольно хмыкнул:
— Где ты так научилась разбираться в воинских званиях, красавица?
Та полыценно хмыкнула:
— Тоже мне наука. Да в наш порт каждый год приходят маршевые команды уволенных из Корпуса. Да и хозяин наш тоже из ваших. Так что здесь любому ветерану всегда ставят одну бесплатную кружку солодового хмеля.
Тут Булыжник с размаху засветил себе ладонью по лбу:
— О темная Магр, мне же рассказывали о таверне старого Пагрима. Так ведь зовут вашего хозяина?
— Ну да. — Служанка кивнула.
— В таком случае, красавица, живо зови своего хозяина. Скажи ему, что с ним хочет выпить ветеран с Багровой эскадры.
По-видимому, это название что-то сказало служанке, потому что она тихо ойкнула и тут же исчезла, оставив витать над столом нежный запах лавандового масла. Как видно, она была изрядной чистюлей и тратила не такое уж и большое жалованье на благовония. Кремень хмыкнул. Да-а-а, за те пять лет, что он провел в рядах Корпуса, жизнь на гражданке изрядно переменилась. Если уже и простые служанки могут себе позволить покупать благовония, то сколько добра можно снять с тех, кто побогаче… Но эта мысль прошла как-то краем, просто по инерции, не вызвав ни малейшего желания действовать. Если народец так оброс жирком, значит, популяцию шакалов, каким и он сам был раньше, изрядно проредили. По правде говоря, пять лет назад он запродался (как он тогда считал) корпусному вербовщику именно из-за того, что «волкодавы» стратигария уже дышали ему в спину. От некогда лихой банды, заставлявшей отстегивать дань даже самые большие караваны, следовавшие по Пензалийской дороге, остались лишь жалкие ошметки — все ближайшие соратники либо были в колодках, либо украшали собою придорожные дубы, а он метался между Пензалой и Роулом, мучительно ища щель, в которую можно было бы забиться…