Здесь, судя по всему, находился рабочий кабинет Амбарцумяна. Пульт связи в углу, стол с панелью головизора, книжные шкафы, утопленные в стену, и длинный кожаный диван с придвинутым к нему журнальным столиком.
За столом хозяина кабинета сидел генерал-лейтенант Данченко в шитом золотом парадном мундире. Бергер, было, испугался, что явился в штатском, но заметил, что Лиховцев, вальяжно развалившийся на диване, тоже в обычном деловом костюме, а Леонидов и того пуще — в пятнистой форме горных егерей и унтах, и успокоился.
— О-о, — протянул Лиховцев, картинно вплеснув руками, — еще один кандидат в идиоты.
— Григорий Данилович, — строго сказал Данченко, — ты того… выражения выбирай. А то еще государя императора в идиоты запишешь.
Начальник разведки генштаба был человек неглупый, однако выражать свои мысли ему удавалось не всегда четко, чем и не преминул воспользоваться Лиховцев.
— Это ты сказал, Василий Тарасович.
Данченко побагровел, вздернул подбородок, будто стоячий воротник душил его, однако Леонидов, стоявший у окна, вскинул руки.
— Господа! Прошу вас! Проходите, Константин Карлович.
Бергер поклонился присутствующим.
— Здравствуйте, господа. Я бы хотел сначала осмотреть э-э… место…
— Там нечего осматривать, — буркнул Данченко, — ты что, специалист по отпечаткам или по психам?
— Налево вторая дверь, — сказал Леонидов. — Смотреть, действительно, не на что, но для общего развития взгляните.
— Будете знать, что вас ожидает, — небрежно добавил Лиховцев.
— Нас всех, — поправил его Леонидов, а Данченко только раздраженно махнул рукой.
В спальне из-за установленной медицинской аппаратуры было не развернуться, но Бергер все-таки протиснулся к профессору Синявскому, директору военно-медицинской академии. Профессор был специалистом по нервно-психическим расстройствам, однако ничего внятно объяснить не смог. На первый взгляд налицо был кататонический синдром, но чем он мог быть вызван… профессор пожал плечами. Ничего конкретного до полного обследования пациента он сказать не мог.
В спальне сильно пахло потом и фекалиями. Профессор, заметив, что Бергер поморщился, пустился в пространные объяснения, из которых было понятно только, что генерал вернулся в состояние грудного младенца. Это было понятно и непрофессионалу — лежавший на постели Амбарцумян издавал бессмысленные звуки, хаотично двигая руками и ногами. Зрелище было жалкое — Бергер знал генерала как отличного контрразведчика, и видеть его в таком положении было неприятно.
Вернувшись в кабинет, Бергер вопросительно посмотрел на Леонидова. «Царь», присев на край тола, ввел его в курс дела.