Она не ответила.
На следующий день ее любовника — молодого офицера, красивого, статного, но недалекого (иначе нашел бы себе менее опасную спутницу жизни), — распяли на воротах его собственного дома, нового, только что построенного на деньги Диланы. Распяли демонстративно, не торопясь, при стечении народа и при полном бездействии городской стражи. А потом ей снова задали вопрос — уже другим тоном, тоном хозяев.
Той ночью по Брону прокатилась кровавая волна. Дилана «работала» до полного изнеможения… сначала она убила тех, кто исполнил жестокий приказ. Потом тех, кто его отдал. Потом всех, кто мог его слышать… а заодно и тех, кто не мог. Она убивала без особых зверств, явно стремясь не к эффекту, а к эффективности. Только один — тот, кто отдал самый первый приказ, — умер страшно. Оглушенный путами разума седой мужчина в роскошной, шитой золотом мантии, с медальоном советника, в полдень вышел на центральную площадь Брона, стащил с кола (на кольях всегда корчились пара-тройка преступников в назидание уцелевшим и в утешение пострадавшим) тело казненного и, перечислив сбежавшейся публике собственные прегрешения, неторопливо отрезал себе язык, после чего сел на освободившийся кол.
Нельзя сказать, чтобы это кровавое происшествие обеспечило Дилане полную безопасность. Время от времени находились желающие расправиться с волшебницей… но пока что никому в этом не повезло. Сама Дилана больше не устраивала подобных побоищ — Император, признав за своей протеже право на месть, намекнул, что избыток трупов не идет на пользу короне. Волшебница сделала выводы — показательных самоубийств больше не было, да и карала она лишь тех, кто отдал приказ. Ну и в первую очередь тех, кто пытался его исполнить. Домочадцы ее жертв теперь, как правило, оставались живы. Пару раз Унгарт высказывал свое недовольство, но Дилана хладнокровно заявила, что если человек знает о возможных последствиях и тем не менее все же отдает приказ свернуть ей шею — значит готов и расплатиться. В этом была логика, и Император, считавший себя человеком разумным, спорить не стал. Просто торжественно, в присутствии чуть ли не всего двора, лично вручил ей золотой медальон, на котором была выгравирована рука, сжимающая меч, приказав всем, чей статус ниже имперского советника, во всем подчиняться лицу, этот медальон предъявившему. И добавил, что непослушание будет наказываться непосредственно леди Танжери, и он, Унгарт Седьмой, в подобных ситуациях будет указанную леди Танжери всемерно поддерживать. К этому моменту она и в самом деле была леди — к такому медальону полагался титул, и он был должным образом оформлен с выдачей соответствующего патента… впрочем, сама Дилана к своему титулу отнеслась на удивление равнодушно.