— О-откуда-а я-то знаю. Я во-о-бще об этом ме-е-сте сегодня узнал. Я-а откинулся только. Никогда-а здесь не был.
По переносице долговязого катилась капелька пота. Калориферы под потолком изрыгали раскаленный воздух. Максаков снял шляпу и перекинул пальто через руку.
— Что дальше? — спросил у него Шохин.
«А мне-то какое дело? — подумал Максаков. — Завтра я сменюсь, и мне до этой кражи будет как до дискриминации зулусов в Центральной Африке».
— Возьмешь у Хрусталевой поручение и осмотришь фуру. Тщательно. Метр за метром.
Максаков тоже работал десять лет не в штабе, но уподобляться Людке не хотелось.
— И попробуйте установить: заводили машину на этой неделе или нет.
Шохин кивнул. Духота в помещении склада была невыносимая. Максаков ослабил галстук.
— Попить здесь нигде нет?
— Пожалуйста, Михаил Алексеевич. — Один из молодых достал из кармана бутылочку «БонАквы».
Второй покрутил головой.
— Где-то я стакан видел. А, вот он!
Граненый стакан, извлеченный из недр стоящего в метре верстака, не вызывал доверия, и Максаков хлебнул из горлышка. Газировка смочила горло и напомнила о пустом желудке. Он взглянул на часы. Они стояли — забыл завести.
— Сколько времени?
Молодые развели руки. Шохин тоже пожал плечами. Долговязый шагнул в сторону и толкнул дверь подсобки. Над большим чертежным планшетом висели ходики.
— По-о-ловина пе-ервого.
— Поеду я. — Максаков надел пальто и повернулся к Шохину. — Позвони по результатам.
На улице было уже белым-бело. Снег стал крупнее, и резкий ветер рисовал им замысловатые фигуры на сером однотоном небе. «Дворники» остервенело скребли лобовое стекло. Он сидел и слушал, как довольно урчит, набирая обороты, прогреваемый двигатель. Затем выключил его, вылез из машины и, прикрываясь от снега полями шляпы, вернулся на склад.
— Саша, — поманил он Шохина, — кузов фуры посмотрите, а в кабину не лазайте. Эксперт здесь закончит — пусть там поработает. И этого длинного красавца давите. Врет он.
В глазах Шохина столь откровенно читался немой вопрос, что сдержать самодовольную улыбку было практически невозможно.
— Откуда он знает, что в подсобке часы, если никогда здесь не был?
На пути в РУВД вернулись мысли о Сиплом. Тревожная пустота сосала в груди. Хотелось чаще смотреть в зеркало заднего вида. Снег усиливался.
В отделе было тихо. Большинство оперов расползлось в поисках обеда. Только у Сергея Шарова дверь была настежь и на столе в большой трехлитровой банке, наполненной очищенной картошкой, булькал кипятильник.
— Заходи, Алексеич, — улыбнулся Шаров, — у меня пара кубиков бульонных есть. Сейчас засыпем: будет и первое и второе.