Больше про язычников на Руси ничего не известно. Слухи о существовании где-то в Сибири ли, на Русском ли Севере, в Уральских лесах доживших чуть ли не до наших времён гнёзд древней веры доходили до моих ушей, но — не более чем слухи.
Могут задать вопрос — а не напрасным ли было упорство таких вот гнёзд языческого сопротивления?
Всё равно ведь остатки язычества вплавились в "народное православие", всё равно Перун обрёл имя "Ильи Громовника", а Волос — "Николы русского Бога", всё равно продолжали, пусть под новыми именами, чтить "куриных", "коровьих" и "конских" Богов… так зачем всё это — забиваться вглушь, сторониться других — своих же русских людей, только крещёных. Зачем драться, проливая русскую кровь, зачем сжигать себя "на овинах"? Не зря ли?
Верю, читатель, — не зря. Не зря жили, сражались и погибали такие вот Несмеяны Кривые восемь веков, восемь столетий русского сопротивления. Не жар ли их упорства заставил растаять византийские обряды, чтоб они слились с родными обычаями?
Не их ли непримиримость лежала тяжёлым грузом на русской чаше весов, заставляя крестителей не слишком упорствовать в соответствии заморским канонам и догматам, оставляя в церкви хоть немного места для русского духа?
Это наши предки, читатель, и, не будь таких, как они, не звучали бы поучения, не усыпали бы стены соборов волшебные птицы и добрые оборотни. Мы обязаны им тем, что укрепившееся православие успело стать русским.
А то, что потом оно захотело избавиться от этого и едва не погубило себя и народ, — это уже не их вина.
Вместо послесловия.
Христианство против язычества: история одного самоубийства
Над Тобой парили беркута,
Порой садясь
На Бога грудь,
Когда миял Ты, рея, омута,
На рыбьи наводя
Посёлки жуть.
Бог, волнами носимый,
Ячаньем встречен лебедей,
Не предопределил ли Ты Цусимы
Роду низвергших Тя людей?
Велемир Хлебников, "Перуну"
Начнём издалека…
В 1450 году некий подданный христианнейшего короля Франции, Ж. Ле Бувье, писал в своей "Книге описания стран" о соседях своего народа: "Англичане жестоки и коварны, к тому же они скупые торговцы, швейцарцы жестоки и грубы, скандинавы вспыльчивы и злы; неаполитанцы толсты и грубы, плохие католики и великие грешники; кастильцы яростны, плохо одеты, обуты, спят на плохих постелях и плохие католики".
Набрасывая несколькими смелыми мазками портрет каждой европейской нации, раздавая, так сказать, всем сёстрам по серьгам, Ле Бувье всякое лыко вставляет в строку — от плохой постели до недостаточной, на его взгляд, католичности.