– Так и будет. – Убежденно сказал Украинский, отвернувшись от рации, зажатой в правой руке. Все были готовы. Милицейский спецназ поджидал неподалеку, пока за пределами видимости. Несколько оперативников находились непосредственно в зале ресторана.
Буквально через пару минут на площадку въехал новенький серый «Москвич» 2141, – олицетворение последних достижений московского АЗЛК. Крупный мужчина средних лет вылез из машины, захлопнул дверцу, дернул на всякий случай ручку и неторопливо поднялся по ступенькам.
– Директор фабрики прибыл, – майор нетерпеливо постучал по подлокотнику. – Компания в сборе, Сергей Михайлович. Когда будем брать?
– Нехай пожрут и попьют вволю. – Внешне Украинский был абсолютно спокоен, хотя внутри бушевали шквалы и ураганы. – Разговор о деле у них за кофе пойдет. Под десерт, так сказать. Значит часика через полтора. Тогда и повяжем всю кодлу, к чертовой матери.
Украинский снова поднес рацию ко рту, вызывая своих оперативников:
– Смотреть в оба, – он поморщился от сухого треска статических разрядов из динамика и добавил раздосадовано: – что за дерьмовая техника, а?!
* * *
Когда к «Дубовому гаю» подкатил белый «Линкольн» Армейца, в лесу сделалось совсем темно, хоть один глаз выколи, хоть сразу оба. Правда сама стоянка неплохо освещалась натыканными по углам фонарями, да и высокие, стрельчатые окна главного здания добавляли света, так что издали весь этот электрический оазис напоминал внушительных размеров теплоход, плывущий по океану через сплошной мрак.
Армеец запарковал «Линкольн» за три машины от «девяток» Олега Правилова, но не обратил на них ровно никакого внимания. О «БМВ» Ледового и говорить нечего – она и вовсе потерялось в темени хозяйственного двора. Даже стражей правопорядка, все плотнее сжимавших кольцо окружения вокруг «Дубового гая», никто из пассажиров «Линкольна» не заметил. Приятели были заняты спором, возникшим между Атасовым и Протасовым. Спор разгорелся, когда они проезжали Сырец, и не затихал почти до дверей ресторана.
Началось все с того, что Атасов упомянул рукотворный грязевой оползень, случившийся на Сырце в районе Бабьего Яра в начале шестидесятых и потрясший весь город. Потрясший, ясное дело, посредством слухов, радио и газеты, по своему обыкновению, словно в рот воды набрали. В те далекие времена информационный вакуум с успехом заполнялся народной молвой и «вражескими голосами: „Голосом Америки“ из Вашингтона, „Свободой“ из Мюнхена и прочими радиостанциями, подавить которые отечественным глушилкам удавалось далеко не всегда. Буквально на следующий день после того, как титаническая грязевая стена скатилась по Бабьему Яру к Куреневке, киевлянам уже звонили родные и знакомые, разбросанные по другим городам Союза: „Живые?! Ну слава Богу. А то у нас говорят, будто весь ваш город под землю провалился“.